может миллионами лезли в голову, вытесняя один другого, повторялись, менялись. С ними я просыпался. С ними засыпал. Я один. И может это не сапоги, а роботы. А может плов не плов и рисинки – это инопланетяне, имплантанты… личинки… я заражен… я новое орудие массового уничтожения… я…
Я подходил к стене и молотил кирпичи, чтобы прийти в себя.
И постоянно держал телевизор включенным, чтобы не разучиться говорить и понимать людей. Я хоть как-то был сопричастен к этому миру. Если я вижу их, значит не все еще потеряно. Я иной раз заговаривал с диктором, отвечал на его вопросы, задавал свои. Развлекало, если случались совпадения. Тогда мне казалось, что меня слышут или начинал подозревать подосланных ко мне шпионов, которые прячутся внутри ящика.
Стул заменили. Палку оставили. Наверно им нравилось смотреть, как я выбиваю ею в воздухе невидимого врага. А мой враг ждал, что я стану сильным и более интересным для него. Я чувствовал это по той непонятной энергии, что шла от глаза камеры. А мое искусство махания мечом, как мне казалось, все больше оттачивалось. Начались боевики. Показывали часто, разные. Я копировал все.
И вот в один день в мою бедную камеру пришел праздник. Я наконец-то отковырял тот кирпич. Не могу передать мое волнение при этом. Будто я вылезал из утробы матери, чтобы узнать мир. Я глубоко вздохнул и выпер его. Он куда —то рухнул и прекрасный свет настоящего полился сквозь маленькое отверстие.
Снаружи шел дождь. Я наклонился и заглянул туда. Ничего не было видно прямо. Еще одна кладка. Наверно там кирпичный забор. Но дождь все равно лил. Мои пальцы вместо меня ловили воздух и эту освежающую влагу. Глотку сводило от свежего воздуха. Я не мог им надышаться. Не мог кричать. Звать кого-то о спасении. Я привык молчать. Я разучился кого-то о чем-то просить. Может зря. Может это был шанс. А может все равно бы меня не услышал никто, кроме этих псов, что приносят мне жратву, моют меня, переодевают. И я не закричал. Я надеялся, что никто не заметит и я постоянно буду смотреть туда. А чтобы никто не обнаружил, заставлю стулом, столом. Чем угодно. И каждый раз буду отрывать кирпич за кирпичом. И когда-нибудь возьму и вылезу. И пусть это будет хоть сорок мороза. Я не побоюсь босиком побежать по хрустящему снегу и выть. Я не думал, что за стеной может оказаться какой-нибудь сорок пятый этаж. Прыгну и полечу.
Да. Это не высоко. Капли шлепались близко. В лужу. Я слышал это. Просунул руку в отверстие целиком, насколько она могла пролезть. Набрал горсть настоящей дождевой воды. Осторожно вернул обратно. Она светилась в ладони. Божественно. Настоящее чудо в дождевой воде! Я выпил ее. Мокрой ладонью мочил лицо. Пьянел от восторга. Трепетал всем телом. За долгие годы я вновь познавал наслаждение. И звук свободы. Он шел снаружи. Околдовывал. Позабыв осторожность, я не прятался и не прятал щель. Я ликовал.
Я получу мою свободу обратно. Я стану свободным!
И только я уверовал в это, как из трубы повалил