я все те дни, когда мы с друзьями продвигались во влажной вате цепких джунглей Новой Гвинеи по направлению к затерянному миру «людей на деревьях». – Сыро, мокро, трудно, да и поговорить не с кем». Мы едва переводили дыхание, с трудом ориентируясь в круговерти ветвей, коряг и болотистых топей. Хотелось, как в детстве, задать кому-нибудь самый простой вопрос (вроде: далеко ли еще?) и получить такой же простой ответ. Но и для этой маленькой роскоши (человеческого общения) нужны были силы, а их почти не осталось…
С нашим проводником, Исайей, еще худо-бедно выходило общаться на английском, нарушая обет молчания, который, собственно, никто не давал, а вот наши портеры (носильщики) и два мальчишки-добровольца – Эскель и Дуэль, могли лишь улыбаться, хмуриться, или кивать головами… Проклятый языковой барьер! Впрочем, скоро выяснилось, что малыши всё-таки знают три, от силы четыре слова на английском, поскольку оба учились в миссионерской деревенской школе. Вот с этих первых простеньких «окей, сэр», «ноу, сэр», «йес, сэр» и началась наша необычная дружба.
Всматриваясь в детские лица с жадностью первооткрывателя, я пытался вспомнить себя в их возрасте и представить, как бы реагировал сам, случись со мной, в далеком босоногом детстве, подобная история… Скажем, доведись мне сопровождать в походе по херсонским степям парочку залётных инопланетян… Ведь для этих местных мальчишек, которые за свои семь-восемь лет жизни не видели никого, кроме родственников и соплеменников, появление четверых высоких белых мужчин в странной одежде и обуви (!!!) должно было стать целым событием. Мальчики всю дорогу к деревне старались держаться поближе к нам, то и дело прикасаясь к рюкзакам, фотокамерам, кружкам, ботинкам… Последние их интересовали особо. Так как никогда ранее, даже в родной деревне, они не видели, чтобы на ноги люди одевали что-то кроме куска резины с тесёмкой (местного варианта вьетнамок). Небольшого росточка, худощавые, ловкие и цепкие, как лианы, на которых они раскачивались словно на качелях, малыши посверкивали лукавыми глазищами, и очень хотели быть всем нам, взрослым, по-настоящему полезными.
Забегая вперед, скажу, что через месяц нашего знакомства, благодаря помощи Исайи, а потом уже и своими силами, мы с ребятами всё-таки подружились. Мальчишки, как губка, впитывали наши русские слова, мы с трудом, но запоминали слова и даже отдельные фразы на местном наречии. А там, где не хватало слов, приходили на выручку жесты, взгляды, даже рисунки, которые мы рисовали в тетрадях, а мальчики палочкой на земле.
Долгие (часами) разговоры с детьми оказались для меня настоящим откровением, какой-то первозданной истиной, которую я давным-давно знал, а потом, в суете будней, забыл.
– Дядя Миша, а у тебя есть мама?
– Есть, Эскель.
– А когда она тебя бросила?
Вот так вопрос… С чего бы? Мама Эскеля, насколько я знаю, жива и здорова. Она провожала нас в джунгли, ласково и заботливо напутствуя мальчишку, который решил сопровождать своего дядю (нашего местного портера) в трудном походе.
– С чего ты взял, что мама