наоборот, подстегнули его. Он достал из кармана засаленный лист бумаги и уже собрался было попросить перо и чернила, как вдруг оловянные кружки на стенах задребезжали от сильного удара, и все разговоры в трактире стихли.
В наступившей тишине из соседнего зала послышался какой-то скрежет, потом быстрый топот, мелькнул красный жилет – это в зал вбежал хозяин постоялого двора.
– Здесь не место для перебранок, сэр. Как только вы появляетесь – жди неприятностей. Я этого больше не потерплю. Я, я…
Голос хозяина заглушил разгневанный голос Эндрю Блейми. Потом и он сам растолкал столпившихся у двери посетителей. Росс заметил, что Блейми трезв, и подумал, что, возможно, его главной проблемой было вовсе не пьянство. Капитан Блейми гораздо больше страдал от своего собственного характера.
Видимо, Фрэнсис и Чарльз, да и он сам, на первых порах, все-таки были правы. Да разве можно было отдать великодушную и мягкосердечную Верити такому человеку?!
«Надо будет рассказать об этом Демельзе, – решил Росс, – может, тогда она перестанет меня донимать».
– Я знаю этого типа, – сказал Окетт. – Он капитан «Каролины», пакетбота, который курсирует между Фалмутом и Лиссабоном. Держит свою команду в строгости. А еще болтают, будто он убил жену и детей. Хотя я не понимаю, как после такого этот тип смог стать капитаном.
– Блейми повздорил с беременной женой и толкнул ее, – пояснил Росс. – Она неудачно упала и умерла. А двое его детей, насколько я знаю, целы и невредимы.
Блюитт и Окетт какое-то время молча смотрели на Полдарка.
– Говорят, он переругался со всеми в Фалмуте, – заметил Окетт. – Лично я его избегаю. Мне кажется, у него какой-то измученный вид.
Росс пошел за своей лошадью, которую оставил у таверны «Бойцовый петух». Блейми он больше не видел.
Его обратный путь пролегал мимо городского дома Уорлегганов. Росс придержал Смуглянку, увидев, как возле парадной двери остановилась запряженная четверкой великолепных серых лошадей карета из дорогого полированного дерева с бело-зелеными колесами. Там были форейтор, кучер и лакей – все в белых ливреях. Такой прислугой не могли похвастаться даже Боскауэны и Данстанвиллы.
Лакей спрыгнул на землю, чтобы отворить дверь. Из кареты вышла мать Джорджа – полная женщина средних лет, вся в шелках и кружевах; но хозяйку затмевала роскошь выезда. Парадная дверь открылась, и появились еще лакеи. Прохожие останавливались поглазеть на эту картину. Дама исчезла в доме, а великолепная карета поехала дальше. Росс, даже будь он очень богат, не стал бы выставлять напоказ свое богатство, но в тот день он усмотрел в этом особую иронию. Дело было даже не в том, что Уорлегганы могли позволить себе карету с четверкой лошадей, а он не имел возможности купить столь необходимую для ведения дел и повседневной жизни вторую лошадь. Эти банкиры и владельцы металлургических компаний, которые всего за два поколения сумели пробиться, выдвинувшись из невежественного простонародья, процветали