колени будут обагрены кровью дочери.
Её кровью!
Так продлится до момента, пока скорая помощь не заберёт тело. Повторится не раз и не два, и будет повторяться до той поры, пока демону не надоест.
Татьяна видела это уже сотни, тысячи раз, а настырный демон раз за разом прокручивал каждую деталь, каждую эмоцию. Мучитель смаковал, комментировал, наставлял. Он был полновластным режиссёром этого фильма и пытался донести до единственного зрителя каждый момент, каждый кадр. И это был не последний туз в рукаве демона. Пока были лишь мелкие карты, без картинок. Джокер впереди.
Когда тело самоубийцы рухнуло в очередной раз, и череп с сухим стуком раскололся об асфальт, Саркон вытащил Татьяну из тела сестры, и двор сменился помещением реанимационного отделения. Об этом оповещала тусклая табличка над входом. Суетящиеся врачи и медперсонал не оставляли в этом никакого сомнения.
Ярко освящённый коридор. Белые двери. Стены окрашены в темно-зелёный. На стульях у палаты сидят мать с отцом. Опершись о колени, он зажал голову руками, и крупные слёзы катятся по щекам, она не плачет – застыла.
Татьяна не могла припомнить случая, чтобы отец рыдал. Ни одного. Но сейчас он именно рыдал. Выл как раненый зверь. Неужели ничто не в силах его остановить? Видимо, только время.
– Или алкоголь? Много алкоголя! – Напомнил о себе Саркон за плечами. – Что, любил тебя папашка, да? Ещё как любил, слепое ты ничтожество, – бросил в спину демон. – Не эти ли слёзы говорят, что обожал? А теперь он начнёт пить. Пить и пенять твоей сестре за то, что она не успела… Молодец, умница, Татьяна. Ты одним своим шагом развалила семью. Самостоятельная. Единолично приняла эгоистическое решение. Хвалю.
В следующую секунду из палаты вышел человек в белом халате. Отец Татьяны, смахнув слёзы рукавом, поднялся навстречу ему и что-то тихо спросил. В ответ хирург лишь плотно сжал губы и медленно покачал головой.
Отец опустился обратно на стул. Лицо побелело.
Возобновившиеся рыдания матери прокатились по отделению. Прорвало.
– О, какая ирония, – хмыкнул демон, – ты только что окончательно умерла. Хочешь посмотреть на то, как медсестра прикроет глаза? Я же знаю, хочешь. Ещё как хочешь. Пойдём, красавица, посмотрим на твоё окончательно мёртвое тело. Конфетка перед вскрытием.
Он взял за руку и завёл в палату.
Кровать. Окровавленные повязки. Аппаратура. Недавно пикавшая, теперь смолкшая, погружённая в молчание. Больше не борется за ее жизнь. Ушла жизнь.
Санитары ввозят носилки. Белое тело небрежно, бесцеремонно бросают с кровати на каталку. Ему теперь всё равно, а санитарам и подавно. Теперь морг, патологоанатом и могильщики – последние «друзья» тела. Наведут лоск – посмертный грим.
– О, нет. Ты не хочешь смотреть на палату? – Хохотнул Саркон. – Ты хочешь посмотреть на своё вскрытие и на то, как поддатый санитар тебя обмывает? Знаю, ты хочешь вкусить всю прелесть ритуальных услуг. Будешь в лучшей одежде. Красавица такая, напомаженная и накрашенная. Тебе даже улыбку сделают, словно умерла в объятьях мужа. А черепушку поставят на место насколько