тревожная лампа. Мамаев как-то странно повел рукой в сторону двери, к которой уже приблизился господин в цилиндре. В воздухе замерцал кружевной след остаточного волшебства.
– На пол! – заорал Зорин, бросаясь на меня и стаскивая с кресла.
– Достали-таки, нелюди! – Мамаев, за мгновение до этого вальяжный и благостный, тоже орал. – Ванька! Бери револьвер! Он сейчас стекло крушить будет!
Будто в ответ на его слова в стену бумкнуло, дверь заходила ходуном.
– Ну еще минуточек семь щит продержится, а потом мы на свет выедем… А уж там…
Состав, дернувшись, остановился.
– Они отцепили вагон!
– Что вообще происходит? – пискнула я из-под стола.
– А то, что некоторым шибко разумным чардеям не следовало на гнумский поезд билеты брать, – пробасил Зорин. – Держите, барышня, револьвер. Будете отстреливаться, как настоящая эмансипе.
Я револьвер взяла и даже попыталась отобрать у Зорина второй. Да чего там, дали бы мне волю, я бы абордажную пушку к себе под стол затащила. Но пушки не было. Я быстро проверила каморы, оружие было заряжено, крутанула барабан и взвела курок.
Мамаев стоял перед дверью, раскинув в стороны руки. Он держал магический щит, и, судя по дрожащей спине, стоило ему это немалых усилий.
– Кто это? – спросила я сюртучный зоринский бок, потому что другими частями господин чардей был повернут ко входу.
– Неклюд, – ответил увалень. – Мы с Эльдаркой от их неклюдского барона в столицу возвращаемся, с подарочком, а этот, видно, отдавать не хочет. Эльдар, ты как?
Мамаев ответил. Слово сие я повторить не смогу даже под присягой.
– Погоди! – Я от нервов легко перешла на «ты». – А другие люди в вагоне? Они тоже в опасности?
Я осторожно выглянула из-под скатерти. Мне было видно затылки пассажиров в соседнем купе, опущенную голову какой-то дамы. Они спят, что ли?
– Ванька, тебе надо из туннеля выбираться, – хрипло выдавил Мамаев. – Подарочек сбереги.
Подарочек? А нет, чтоб жизнью и здоровьем ни в чем не повинной барышни озаботиться! Хотя нет, все правильно. Я же суфражистка, я за равноправие.
Зорин поднялся с пола, сдвинул вниз оконную раму и неожиданно изящно сиганул в темноту. Я тоже поднялась. Потому что от зоринского изящества стол подломился и придавил меня к полу столешницей. За стеклом бесновался неклюд. Я их, конечно, и раньше видала, останавливался у нас под Орюпинском табор кочевой. Но чтоб так, чтоб во время трансформации… Этот неклюд в зверином своем обличье был медведем, длиннолапым таким потапычем, очень похожим на того, что красуется на гербе нашей Берендийской империи. Только в отличие от гербового глаза этого горели красным чародейским огнем, а из оскаленной пасти текла слюна. Хорошо, что неклюды только в темноте превращаться могут, и хорошо, что я доселе этого не видела.
– Его убить нужно? – спросила я спину тяжело дышащего Мамаева.
– Чего?
– Неклюда. Ты для чего дверь держишь?
– Нельзя убивать… Обезвредить… Он баронов старший сын… Нам убийства не