сегодня еще можно сказать, что морская живность довольно разнообразна. Съедобных ее и полезных для человеческого желудка видов можно найти много, на маленькую энциклопедию набежит, но почему случилось так, что Скинни без вреда для своего организма может переварить именно тунца? И что вообще такое тунец? Я его видел только в виде кашицы, вкусной, сероватого цвета.
Скинни говорит, что любит рыбу и очень сожалеет, что у него на нее сильная аллергия, но как можно любить нечто, отчего тебе становится плохо? Поистине, сама жизнь скрывается в Скинни, его организме и желудке; жизнь, на станции O-Funa мы разделились и стали отлавливать синеворотых служащих метро. Мы не стояли на месте, как я уже упоминал, но делали вид, будто куда-то идем, отдельно друг от друга, порой в разные стороны, расходясь метров на двести и теряя друг друга из виду. Шли с занятым видом, но не торопясь, и, проходя мимо этих живых синих подземных билетовыдавателей, мягко улыбающихся тем, кто имел японский вид (и говорил тоже по-японски, так как японцами стараются также выглядеть и корейцы, но японцы смотрят на них сверху вниз, так же, впрочем, как и на китайцев, да только китайцам на это наплевать), обращались к служащим, оставаясь на почтительном расстоянии (чтобы не спугнуть), и задавали вопрос: как проехать к станции Kamakura.
Прежде чем задать вопрос, я останавливался примерно в двух с половиной метрах от субъекта и вежливо, стараясь не делать резких движений, махал рукой, чтобы привлечь к себе внимание. От фразы «Do you speak English?» мы к тому времени уже отказались ввиду ее очевидной бесполезности. Уверен, что даже те редкие японцы, которые способны изъясняться на английском, в большинстве случаев предпочтут с восточной вежливостью и потупленными глазами отрицательно помотать головой, нежели сказать простое «Yes». Как бы то ни было, я вернулся из охоты за информацией ни с чем, а Скинни – с указаниями как наконец добраться до океана.
Мы сели, как нам показалось на тот поезд, куда нам указали, и отправились.
– Теперь уж без пересадок, – сказал Скинни.
– Ага, – ответил я, и мы поехали.
Напротив меня сидел японский дедушка, почтенного вида, в очках и деревянных сандалиях. Если бы не шум метро, подумал я, было бы слышно, как он цокает при ходьбе.
– Смотри, – сказал я Скинни.
– Ага, – ответил он, зевая. – Я таких и раньше видел. Похмелье.
Дедушка был в белых носках, раздвоенных, чем лично мне напоминал ниндзю в отставке. Седые волосы, не очень толстые, но крупные стекла очков, худое лицо, но не изможденное (вероятно, и в молодости был худым, не в коня корм), очень важный вид и серое просторное кимоно с узким белым поясом вместо одежды. В руках у дедушки был бумажный подарочный пакет с белыми пластиковыми ручками. Из пакета торчала стрела, деревянная, толстая, оперением вверх.
– Дед пострелять ездил, – заметил Скинни. – Почетный луковец… Как они там называются? Арбалетчик, стрелок из лука.
– Ага.