тобой. То, что я от тебя услышала тогда, было твоей ответной реакцией, я понимаю, почему ты так сказал и знаю, что на самом деле ты так не думаешь.
– Мне не следовало так себя вести, – сказал Майкл. – Я не должен так говорить. Я был черств к тебе, был для тебя плохим сыном…
Майкл хотел такого разговора. Он хотел услышать от нее слова, действительно материнские, показывающие, что она не равнодушна к нему, что ей неловко от того, как сложилась его жизнь, что из-за ее выбора он лишился счастливого детства и способности воспринимать чужие переживания. Но Майкл сомневался в том, что разговор состоялся бы, если бы его мать была здорова, если бы у нее не было желания излить свое горе сыну, так обделенному материной лаской.
– Ты не черств, Майкл, – мягко сказала мать. – Ты повел себя так, как повел бы любой на твоем месте.
– Мне все равно стыдно, – признался Майкл. – Во мне нет ни человечности, ни сопереживания. Я тебе не звонил, ты первая позвонила мне, хотя я… я повел себя тогда как последний…
При матери он не мог произнести слово, которое пришло ему на ум.
– Я себя скверно чувствую, – продолжал Майкл. – Все, чего я хотел добиться, ускользало от меня. То, что я делал, я считал правильным, но со временем это приносило мне только вред. Вот и сейчас – ты приехала ко мне, сообщила ужасную правду, я себя чувствую преотвратно, я переосознаю все свои поступки – все они привели… не к тому, что я ожидал.
– О чем ты? – удивленно спросила мать. – Какие поступки?
– Разные, – уклончиво ответил Майкл. – Долго рассказывать. Как бы там не было, все это не идет в сравнение с тем, что приходится переживать тебе. То, что ты приехала ко мне, помогло мне осознать что то, от чего я страдал – это сущие пустяки. Я такой дурак.
– Что за поступки? – вновь спросила мать.
– Не имеет значения. Это прошлое.
– Но я хочу знать, – настаивала мать. – Мне действительно хочется знать, как ты живешь, что у тебя за проблемы…
– Несущественные, – сказал Майкл. – Было бы что-то важное, сравнимое с твоей болезнью, я бы тебе сказал.
– Не думаю, – задумчиво произнесла Амалия. – Ты всегда был скрытным. И упрямым. Потому не буду допытываться, сам скажешь, если захочешь. Помню, ты в пять лет съел весь малиновый джем, который я купила на день рождения Клоду. Ты до последнего отнекивался, говорил, что Клод сам его взял, несмотря на то, что пальцы твои были испачканы джемом.
– Да уж, – пытался улыбнуться Майкл. – Но честно, ничего страшного не случилось, просто я зацикливаюсь на некоторых проблемах.
– Какие? – спросила мать. – Девушка?
– Нет, – с улыбкой ответил Майкл. – Уже нет.
Мать внимательно посмотрела на сына.
– Ты с кем-то недавно расстался?
– Хм… да. Буквально три часа назад.
– Не переживай, – весомо заявила мать. – По юности все через это проходят, прошлые отношения это своего рода опыт, найдешь себе другую пассию и прежних ошибок не совершишь,