своей молчаливостью и минимальными действиями, так что и зацепиться было бы не за что, если бы детям вздумалось на него донести. Но они никогда никому не рассказывали. Валентин умел превращаться в иррациональный кошмар, которого вроде бы и не было. Молча зажимал в угол и сверлил взглядом (не трогая руками), молча клал жертве на лицо подушку (не прижимая), молча проводил рукой по лицу, закрывая глаза, как покойнику (едва касаясь). Каждая такая внезапная пятиминутка ужаса была порывом его вдохновения, который держался на сиюсекундной атмосфере и быстро испарялся. Вроде бы и было, вроде бы и нет. И заканчивались все его романы как-то никак, незаметно сходя на нет. Потому что вроде бы всё было хорошо, а вроде бы и нет.
Только один раз всё вышло из-под контроля, потому что сын очередной пассии не испугался, а возмутился. Валентин запаниковал и прижал его уже по-настоящему. Некрасивая сцена завершилась совсем по-дурацки. Мальчик улетел с третьего этажа недостроенного дома и приземлился на арматуру. Валентин подозревал, что гаденыш специально прыгнул, дабы его подставить. Потом мать мальчика, неотесанная бабища, с которой Валентин сожительствовал, закатила скандал. Несчастного Валентина выставили за дверь.
Валентин, стремившийся всего лишь поселить комплексы в неокрепшей психике и никого не собиравшийся физически калечить, очень переживал и чувствовал себя несправедливо обвиненным. Он попробовал было попроситься обратно, но ненормальная баба швырнула в него тумбочку. Оскорбленный Валентин отступил, унося с собой свежие шрамы: один на лодыжке, второй – в душе. Он ощущал себя скульптором, чья недолепленная статуя вдруг развернулась и ушла.
Валентин переживал неудачу, сгрызая под корень ногти и вызывая в памяти образ Марины на мокром полу. Он упивался мыслью о том, что запросто мог убить ее тогда, если бы захотел. Но он решил даровать ей жизнь, потому что он добрый. Да, добрый и великодушный. А не такой, каким его попытались выставить… Валентин с горечью сплевывал очередной кусок ногтя в пакет и тяжело вздыхал.
***
Ласточка проносится над самой землей, обнадеживая мыслью о приближающемся дожде.
Валентин всегда радовался дождю, потому что с первыми же каплями в его голову приходила Марина. Плескалась там своим белым платьем, трепетала, заполняя собой всё пространство, и увлекала в прекрасную альтернативную реальность, где Валентин полностью контролировал любое ее движение, любое действие. Мысли Марины в список контролируемого не входили, потому что Марина из фантазий не думала. (Возможно, что и реальная Марина тоже. Валентин не интересовался ее умственными способностями.)
***
На грудь Валентина падает желтый листок. Увядание…
Однажды Валентин разыскал Марину. И не узнал ее. Отяжелевшая, скучная тетка, поглощенная бытом. Она больше не порхала и не носила белых платьев. Темные волосы теперь не струились по плечам, а топорщились