будут всё время жить с ними! Это всё – совсем не то, чего ей хотелось…
Сенька легко читает эмоции на ее лице и принимает несчастный вид. Женя не может ругаться, когда он такой. Она подходит, и он обнимает ее.
***
Становится ясно, что что-то не то, когда сестра зовет Арсения и показывает на дверь подвала. Сквозь доски пробиваются ростки гиацинтов. Кто-то забыл вынуть горшки, а цветы проснулись и стали расти, ничего странного. Вот только горшков в подвале уже несколько лет не было, с тех пор, как не стало мамы.
Они вытаскивают гиацинты на крыльцо, рассматривают крепкие зеленые ростки. Подходит большой рыжий кот, трется о ноги. Ему ужасно рады, ведь кот давно пропал… Очень давно.
А потом сестра берет в руки мамин телефон и обнаруживает там новые сообщения от чужих людей.
– Она их знала? – спрашивает Арсений.
Сестра качает головой, хмурится и вдруг говорит:
– Да. Но в то время не было мобильных…
И они читают послания давних друзей молодой маме, а телефон время от времени тренькает, оповещая о всё новых сообщениях.
Время сжимается.
А за ним и пространство.
Вот уже до Японии два шага. Что дальше?
Кот, рыжий кот, что ж ты так рад…
***
– Совсем-совсем никогда? – спрашивает Женя.
– Ну, если с моими детьми что-то случится, то можно, а так – нет, – отвечает Сенька. – Я не готов начинать всё заново.
Жене так и хочется спросить: «А если я не захочу рожать тебе запасных детей?»
Но Сенька настолько безмятежен и доволен собой, что она молчит. И начинает лелеять мечту о том, как дети внезапно умерли, Сенька бежит строгать новых, а она, Женя, ему сообщает, что не хочет в этом участвовать.
– Я же старый, Жень, – примирительно шепчет Сенька.
И Женя тает от этого грустного признания, читает в нем осознание вины и всё-всё понимает и прощает. Бедный Сенька, как же он страдает…
***
В темноте кажется абсолютно логичным, что люди постепенно приобретают прозрачность двух видов: бесцветную и зеленую. Бесцветные участки – призрачные, а зеленые? Зомби, что ли?
Так или иначе, а у многих кисть руки, скажем, как будто из сияющего изумрудом бутылочного стекла, а чуть выше фрагмент как будто отсутствует напрочь, но на самом деле просто стал совсем прозрачным. Интересно, это часть одного процесса или борьба разных?
***
Женя спускается по лестнице, прислушиваясь к себе. Она абсолютно уверена, что не одна. Но как она скажет Сеньке?
Жене очень хочется позволить себе безрассудную роскошь из фильмов: уйти, не сказав о беременности, а потом растить где-нибудь в глубинке маленькую Сенькину копию, чтобы он потом случайно встретил их на улице, всё понял и раскаялся.
Но Женя понимает, что никогда не решится. Ей некуда идти. Она скажет, а потом позволит уговорить себя, вот как всё будет.
Может, и не говорить вовсе? Пусть заметит, когда на аборт идти уже поздно.
Женя несет