посмотрела на освободителя изумленными глазами.
– Прости меня снова, твоя милость. А потом иди себе с помоста. Куда хочешь, туда и иди, – сказал палач, стараясь не смотреть в глаза недавней подопечной.
Девушка оглянулась на свою красную виселицу: на перекладине сидел крупный черный ворон и косился на Бриану своим темным, похожим на опаловую бусину, глазом. Рядом же, на соседних виселицах покачивались, вывалив изо ртов страшные синие языки, пажи Томас и Волан. Совсем еще мальчики. Разве могли они задумать что-то такое плохое, за что их так жестоко покарали?..
Королевская дочь судорожно сглотнула и сняла с шеи петлю. Швырнула её в толпу. Те, кому достался этот предмет, восторженно заорали: веревка с шеи висельника дорогого стоила, потому что берегла дом владельца от воров.
– Иди, – приказал сержант девушке. – Давай-давай, – замахал рукой, поторапливая.
Бриана глянула на него, а потом неуверенно ступила к лесенке, ведущей вниз.
– Иди веселей! Ты теперь свободна, как ветер морской, красо-отка! – закричали Бриане из толпы.
Людское море расхохоталось, заволновалось, готовясь поглотить, уничтожить мелкую рыбку.
Бриана начала спуск по лесенке в пять ступенек. Пять – это она отметила ещё тогда, когда поднималась по ним…
И вновь закрыла глаза.
Она пару раз видела, как народ «судил». Но никогда не думала, что окажется в такой же каше…
Остановившись на третьей ступеньке, Бриана открыла глаза.
«Отец… что он скажет, когда узнает, как меня казнили? Разве скажет? Он отрёкся… меня больше нет… вычеркнули из всех свитков, из всех звеньев, из памяти, из жизни…»
Она посмотрела в глаза тех, кто ждал её внизу. Ничего доброго и хорошего. Как и в тех руках, что к ней протянуты.
– Чего стала? Иди давай! – грубый, визгливый голос. – Ждём, ждём…
«Демоны в аду такие же», – подумала Бриана и сделала ещё один шаг.
Перед глазами на секунду мелькнуло лицо, полузакрытое капюшоном. Над губой – темная родинка…
Ещё один шаг вниз.
Тут кто-то схватил Бриану за руку, дёрнул к себе. Народ заорал, откуда-то повалил дым, а на голову Бриане набросили то ли мешок, то ли тряпку. Телу стало больно – все кости заломило, череп, казалось, раскалывался, а позвоночник горел огнём.
Неужели вот так? Так всё, когда тебя рвут?
И Бриана закричала, забарахталась в этой холстине и вдруг полетела куда-то, в мягкое, теплое, словно в матерчатый тоннель. И запуталась, забилась, словно муха в паутине. А боль накатывала сильней и сильней, хотелось саму себя разорвать, чтоб перестать мучиться.
Бриана успела еще заметить, что руки-ноги при ней и что вся она совершенно голая, а потом небо сжалилось над корчившейся от боли девушкой и отобрало у неё сознание…
– Открой глазки, крошка, – звали откуда-то сверху и очень громко.
Бриана сморщилась: вместе с сознанием к ней вернулась и боль. Проснулась в голове и тут же расползлась по всему телу. Правда, была она чуть слабее, чем