гриба Дождевика, который в созревшем виде ещё называют Пырховка или Пылевик. Только в отличие от Пылевика, кроме спор, шарообразное плодовое тело созревшего гриба заполнено и парами наркотических, усыпляющих эфиров. «Дурман-гриб» имеет большую разветвлённую грибницу, которая служит ему не только для связи с другими грибами, но и как датчик давления. При приближении жертвы к грибу его плодовое тело с легким хлопком взрывается, наполняя окружающие его воздух спорами и эфирными парами. Опьяненная наркозом жертва падает на месте и засыпает. Вот тут-то за работу принимаются споры. Проникая через слизистые оболочки тела, раны и царапины, споры, с невероятной для растений скоростью, вгрызаются в тело жертвы и начинают пожирать её заживо.
Звук мощного взрыва напомнил мне, что я не на прогулке, и охота на меня ещё не окончена. Как бы в ответ на взрыв, желудок снова заурчал.
– Дружище, не урчи. Ничего тут уже не поделаешь, пару дней придётся попоститься. И если это тебя утешит, скажу: наша тушёнка бандитам впрок не пошла, сегодня у кого-то из них случилось несваренье, бедолагу от неё порвало в клочья, – увещевал я пустой желудок на ходу.
Тушёнка впрок не пошла, а пошёл ли впрок взрыв? Понимают ли они теперь, с кем связались? Ага, кажется, начинают понимать – распадок наполнился звуками панической, беспорядочной стрельбы.
Чтобы пуще нагнать страху, я, привалив винтовку к валуну, снял с груди пистолет-пулемет и расстрелял веером в туман один за другим три рожка патронов. Когда стихло эхо последнего выстрела, наступила звенящая тишина.
– Лежать, бояться, суки! – усмехнувшись, высказался я вслух. Отбросив в сторону бесполезный теперь пистолет-пулемёт и подхватив свою винтовку, я продолжил движение к полигону.
Ручей вывел меня к пригорку, взобравшись на который, я оказался над туманом. С пригорка открылся вид на полигон. Осмотрел окрестности в оптику винтовки – всё, как обычно: обширное поле, поросшее травой и кустарником, траншеи, «мишени», дзоты и курганы могильников. И, конечно, скелеты.
После отселения людей, в зоне расплодилось великое множество копытных: лосей, кабанов, косуль и диких лошадей. Соответственно увеличилось и поголовье волков. Но кабаны и волки, обладая тонким обонянием и развитым умом, полигон предпочитают обходить стороной. Тоже можно сказать и в отношении мутантов: слепых псов и снорков. Их кости на полигоне – большая редкость. Зато скелеты прочих животных представлены на полигоне в широком ассортименте.
Глянул на часы, седьмой час. До темноты, не торопясь, успею пересечь полигон и дойти до посёлка. Осторожно ступая и периодически меняя ритм движения, я двинулся, лавируя между густо заселенными семьями грибов скелетами к «мишени», двухэтажной кирпичной коробке дома, которая располагалась почти в самом центре полигона примерно в километре от меня. Конечно, я надежно защищен костюмом химзащиты и противогазом, к тому же принял противомикозный препарат, но, как говорится: «Не буди лихо, пока оно тихо».