шарахаются за кулисами.
– Ваш папа к старости еще больше стал похож на Дон Кихота, – ласково улыбаясь, проговорила мать.
– И на его лошадь одновременно, – вставил Иосиф, и все заулыбались.
– Странно, отчего Петипа тебя не занял в своем «Дон Кихоте»? – пожала плечами Матильда.
– Я бы отказался от этого балета.
– Балет веселый. Подурачиться можно.
– Вот именно, только при чем тут «Дон Кихот»? Всю жизнь я мечтал выйти на сцену в образе странствующего рыцаря. Трагическая партия! Должно слезы исторгать из сердца. – Феликс Иванович встал из-за стола, но уже Дон Кихотом. Очень похож. Не хватало лишь лошади.
– Здорово, – загорелась Матильда. – Попроси на свой бенефис. Хочешь, я поговорю с Всеволожским?
– Стар стал. Облетают листочки. Одни сучья теперь из меня торчат, доченька… Налейте шампанского, у меня есть тост. Не надо мне такие, Иосиф, рожи строить. Я коротко…
Собака, доселе внимательно слушавшая всех, грустно посмотрела на Феликса Ивановича, мгновенно отвернулась и понуро поплелась в переднюю отдохнуть на своем коврике. Поскольку она была освобождена от всякого чинопочитания, ее демонстративный уход вызвал оживление, каждому тоже хотелось прилечь на «свой коврик»… Феликс Иванович, ничего этого не замечая, обдумывал, как эффектнее начать спич.
– Я поднимаю это искристое шампанское… Священный огонь… Зажженный на алтаре искусства, чтобы никогда на гас в ваших душах! Видно, небесам так было угодно, чтобы Кшесинские танцевали. Есть такая притча. Когда был вселенский потоп, и все куда-то бежали, лишь один мальчик, словно не замечая никого, играл в мячик. Когда его увещевали, он продолжал играть в мяч. «Почему ты не идешь с нами?» – «Потому, что я играю!» Ему суждено было играть в мяч, а нам суждено танцевать. И я сегодня очень рад за Юлию. Ведь она хотела уйти из театра. Думаю, что это уже не секрет. Она хотела погасить в себе «священный огонь». Отвернуться от балета.
– Папа… Это балет отвернулся от меня, и ради бога, если можно, хватит сегодня обо мне…
– Ну вот, сбила, – обиженно проговорил отец и, даже не пригубив шампанского, вышел из гостиной.
– И все же странный твой барон, – начала Матильда.
– Ой, я совсем забыла про него! Ведь он ждет меня на улице уже целых два часа! – спохватилась Юлия. – Конечно, ушел теперь!
– Вы как договаривались? – спросил Иосиф.
– Я должна была выйти и привести его.
– Сам он не мог, – пожала плечами Матильда.
– Он боится. Отец его встретил в первый раз чуть ли не с топором в руках…
– В руках у меня были ноты! – выкрикнул из своей комнаты отец, обладавший чутким ухом. – Откройте! Звонок! Оглохли там?
– Неужели барон? – засветилась Юлия и побежала к дверям.
Действительно, слышались робкие звонки в дверь, заглушаемые лаем собаки…
И вот уже в передней, стряхивая снег с одежды, стоял жених Юлии.
– Долго жить будете, – улыбаясь, произнесла