поезда»[14].
Лишенные какой-либо поддержки, Идальго де Сиснерос и группа летчиков перелетели через португальскую границу.
Франко, несмотря ни на что, не порвал тогда связей с братом, хотя и не скрывал огорчения от того, что Рамон «оказался вне закона, совершил ошибку, изменив всем принципам». В ответ на просьбу о материальной помощи себе и своей семье, Франсиско писал: «Мой дорогой и несчастный брат, отзываясь на твою просьбу, я посылаю тебе 2 тысячи песет (по курсу 1930 г. – около 1 тысячи долларов США. – Авт.), и если позволят мне возможности, они сегодня же будут тебе доставлены». Рамон ответил без промедления: «Получил твое письмо и 2 тыс. песет, которые ты послал так быстро, как только смог. Но не согласен ни с чем, о чем ты мне написал. И мне жаль, что твои либеральные идеи еще более консервативны, чем идеи Романонеса. Меня не пугает расстрел. Если я возвращусь в Испанию, то только для продолжения борьбы. И я верю, что это будет большим благом для Испании и для Республики»[15].
В Испанию он возвратился лишь после того, как 14 апреля 1931 г. была провозглашена Республика.
Апрельская республика
Провозглашению Республики предшествовали муниципальные выборы 12 апреля 1931 г., отразившие полярное размежевание в испанском обществе.
За день до выборов наиболее влиятельные газеты консервативного направления – монархическая ABC и католическая «El Debate» – с оптимизмом писали о грядущей победе монархистов. В этой победе, по свидетельству министров последнего кабинета, был уверен и король. И они не ошибались: монархисты получили 22 150 мест в муниципалитетах, а республиканцы – всего 5875. Но 70 % избирателей больших городов и промышленных центров – Мадрида, Барселоны, Бильбао, Овиедо, Кордовы, Картахены – отдали свои голоса за блок республиканцев[16]. И это решило судьбу монархии. 14 апреля Республика была провозглашена «Мы уже захвачены вихрями урагана» – так воспринял то, что произошло, епископ Таррагоны Исиодора Гома, будущий примас Испании. «О те благословенные часы – Господи Боже! – сотканные из самого чистого льна надежды, когда мы, горстка старых республиканцев, подняли в Сеговии трехцветное знамя!» – вспоминал видный испанский поэт Антонио Мачадо[17]. Две Испании – два контрастных видения мира.
Этот феномен имел глубокие исторические корни. Он обозначился уже в эпоху Просвещенного абсолютизма, когда Карл III и его министры попытались ослабить путы старого порядка и преодолеть нежизнеспособность некоторых государственных и общественных институтов. Эти реформы встречали сопротивление. Как говаривал Карл III, «мои подданные поступают, как дети, которые плачут, когда их хотят вымыть». Не только аристократия и клир, но и крестьяне, и жители маленьких городов, преобладавших тогда в Испании, не понимали сути реформ, порой проявляя неприкрытую враждебность к ним, полагая, что они посягают на освященные веками традиции.
О «Двух Испаниях» свидетельствует