сами. Даже Шурф как ни в чем не бывало объявился примерно четверть часа спустя, словно никуда не исчезал, и тут же завел свою песню о счастливой судьбе столичных поэтов – дескать, таких мощных источников вдохновения не было у их предшественников даже в древности, когда Мир, если верить сохранившимся документальным свидетельствам, изменял свой облик куда чаще, чем нынче. И все в таком роде. Я особо не прислушивался, потому что меня наконец-то осенило. Видимо, просто по ассоциации, иных объяснений у меня нет.
– Да это же Хименес! – вслух сказал я. – Когда я был дитя и бог, Могер был не селеньем скромным, а белым чудом вне времен[7]…
– Что? Какой Могер? Кто такой Хименес? – неслаженным хором накинулись на меня друзья – те, кто стоял поближе и расслышал, что я бормочу.
– Неважно, – вздохнул я. – На самом деле совершенно неважно.
Хотя важнее этого открытия не было для меня ничего.
Пестрые ветры угомонились уже за полночь – не внезапно исчезли, а постепенно иссякли, так что в последние несколько минут «фонтан ветров» походил на маленький лесной родник, и слабое дуновение можно было ощутить только у самой земли, встав на четвереньки, словно собираешься напиться. Я и правда так поступил, просто не смог удержаться от искушения вдохнуть разноцветный воздух; думал, буду от него пьян до утра или всю жизнь, это уж как повезет, но обошлось. Я вообще ничего особенного не почувствовал. Зато укрепил свою репутацию самого храброго идиота в Мире, в любой момент готового сунуть голову в пекло, чтобы проверить, не жарят ли там случайно сладкие пирожки.
Люди, ставшие свидетелями этого невероятного зрелища – не меня на четвереньках, конечно, а фонтана разноцветных ветров, – слонялись потом по Старому Городу до самого рассвета, не в силах просто пойти домой и остаться там наедине с новым, навсегда изменившимся собой; трактирщики, по сведениям Кофы, заработали за эту ночь втрое больше, чем в самые многолюдные праздники.
Мы и сами, уж на что вроде бы привычные ко всему из ряда вон выходящему, тоже совсем не спешили расходиться по домам. Только железный сэр Шурф сразу откланялся, сославшись на неотложные дела, а Кофа покинул нас еще раньше, как только убедился, что бьющие из-под земли ветры – очередная иллюзия, красивая, безопасная и бесполезная, а значит, не входящая в сферу его профессиональных забот. Сразу видно, кто у нас взрослые бывалые колдуны, а кто восторженная молодежь.
Однако в рядах восторженной молодежи я оставался недолго. Будь моя воля, шлялся бы по Ехо до самого утра, очень уж давно, оказывается, не делал этого в большой компании друзей, которая теоретически как бы провожает друг друга домой, а на деле сворачивает в каждый второй трактир и застревает там у барной стойки – не столько ради возможности пропустить очередную рюмку, сколько чтобы еще раз обменяться восторженными взглядами, мечтательными улыбками и невнятными репликами: «Дааа… Это было – дааа…»
Но мое открытие оказалось сильнее меня. И теперь оно рвалось наружу. То есть к