обработаны, галстук завязан ровно и правильно, очки в золотой оправе, чистые. Он назвался доктором Затонским.
– Барышня жива? – спросил Ванзаров.
– Как ни удивительно, – последовал ответ.
– Что-нибудь говорила?
– Нет, только все время улыбается.
– Каким образом вам удалось привести ее в чувство?
– Я ничего не делал, – ответил доктор и повторил: – Ничего.
– Почему не оказали ей помощь?
– Посмотрите сами, – сказал Затонский и отдернул простыню. – Что я могу сделать в подобной ситуации? Какое лекарство прикажете дать?
Боковым зрением Ванзаров заметил, как полицмейстер скрылся за дверью. Трудно было осуждать его. За свою службу Ванзаров навидался всякого, прочее ему злорадно показывал Лебедев в криминалистических фотографиях. Все, что он видел до сих пор, оказалось неприятным зрелищем. То, что было сделано с телом, лежащим на казенной кровати, телом молодой девушки, не поддавалось пониманию.
Человек вообще существо жестокое, но здесь граница жестокости была отодвинута далеко вперед. Китайские пытки, о которых Ванзаров читал по долгу службы, казались на фоне этого безобидным развлечением. Его логические навыки, даже сама психологика, которую он изобрел, были бесполезны. Ничего подобного просто никогда не бывало.
– Насладились? – спросил Затонский.
Ответа не последовало. Доктор накрыл жертву простыней.
– Как она терпит это? – спросил Ванзаров.
– Вероятно, введено сильное обезболивающее средство.
– Что именно?
– Такие препараты мне неизвестны, – ответил Затонский, усаживаясь на прежнее место.
– Сколько она… так?
– Не могу знать. Спросите у полицейских, когда ее нашли. Меня подняли с постели около полуночи. Еще господина Антонова пришлось в чувства приводить, висел на руках городового, как тряпка. Спасибо, хоть Шадрин помог. У нас в полиции все такие чувствительные…
Доктор не скрывал раздражения: кому понравится подобное положение вещей.
– Прошло около двенадцати часов, – сказал Ванзаров. – Вы что-нибудь давали ей? Какую-нибудь микстуру?
– Повторяю: не знаю микстуры, которая в состоянии помочь… – развел руками доктор.
– Сколько она еще выдержит?
– Не могу делать никаких прогнозов. Я бы сказал, что у нее агония. Но агония слишком затянулась.
– Вам знакома эта барышня?
– Впервые вижу.
Голова девушки резко дернулась, она быстро-быстро зашевелила губами. Ванзаров нагнулся и смог разобрать обрывки слов: «Два-три… три-четыре… как хорошо… он здесь… спасибо… три-четыре». Цифры звучали отчетливо. Лицо девушки скривилось, ей было явно очень больно.
Затонский взирал на мучения с истинно врачебным спокойствием. Но Ванзаров не смог закалить душу до такой степени, чтобы не сочувствовать человеческим страданиям.
– Ей хуже, – сказал он. – Помогите…
– Чем?
– Сделайте