еще раз замахнулся и снова ударил птицу. Ванька заплакал. Я долго его успокаивал, потом он ссутуленный и грустный отправился домой.
Бабушка выругала меня за этот поступок, объяснила, что так делать нельзя, а ругает она ворон потому, что так надо, так положено. После бабушка два дня со мной не разговаривала.
Ту забитую ворону я вспоминаю до сих пор, как что-то глупое, страшное и безвозвратное.
Ваньке было девятнадцать, когда умер его отец. Ещё чуть раньше мать куда-то уехала и не вернулась, пропала. Ванька даже ее не искал. Целыми днями он шатался по деревне, подрабатывал, где придётся, ел, если давали есть, пил, если давали пить. Местные компании привыкли к нему – ни одна молодежная пьянка или посиделка не обходилась без него, он всегда и везде был в толпе, занимал свое воробьиное место. Однажды летом я приехал в деревню и вспомнил про него: нахлынули воспоминания детства. На тот момент мы не виделись уже несколько лет, как-то не получалось. Бабушка сказала, что Ванька умер – закрылся в доме и наглотался таблеток. Нашли самоубиенного только на третий день. Почтальон принесла пенсию по инвалидности, не смогла попасть внутрь и позвала соседей. Бедняга лежал лицом на столе. В мятой тетрадке в линейку на последней странице кривыми буквами было написано: «некому я ненужен» и подпись в виде маленькой загогулины.
Не знал Ванька, как жить на земле, не научили, не сумел. Взял страшный грех на себя и ушел. Легче, наверное, стало ему. Он был добр, вежлив, ласков. Он всегда помогал мне, если бабушка просила что-то сделать. Все помогали ему, но этого было мало. Ни одного плохого дела за ним не водилось. Мир его не принял.
04.12.2015 г.
Немного о любви
Вчера мне позвонила двоюродная сестра. Созваниваемся мы нечасто, и от этого наши редкие телефонные беседы занимают много времени и содержат кучу информации. Накануне разговор зашёл о детстве, и вот что я вспомнил про свою любимую сестричку.
Дядя Боря зашёл за мной в шесть утра. Поздоровался с бабушкой, прошёл в комнату, сел у кровати.
Сквозь сон я услышал его басовитый деревенский говор:
– Скоре обед, а ты всё спишь, сабантуй.
Я довольно потянулся и с радостной улыбкой вскочил с кровати.
– Я как раз хотел вставать, – ответил я дяде Боре и побежал умываться.
С вечера условились с дядей Борей, что пойдем за грибами. Рано утром погода прохладная: солнце не печет – идти в лес приятно и радостно.
Все необходимые вещи: компас, нож, корзинку, сапоги и кое-какой перекус я припас с вечера, так что собрались оперативно.
– А Юля где? – спросил я у бабушки, стоя в дверях одной ногой за порогом.
– Почем я знаю, Егорушка. С гулянки не пришла еще. – Бабушка говорила не со зла, а скорее с интонацией расстройства и огорчения.
Она никогда не имела привычки ругаться на внуков, хотя я, будучи ребёнком непоседливым и временами вредным, доводил ее, бывало, до белого каления, в чем сейчас, разумеется, раскаиваюсь и стыжусь своих пакостливых