отличалась от моей, только в более полном варианте –А, он не опух…? Но увидев перед собой 12летнюю девчонку, споткнулся на слове и закашлялся. Хорошо, примем к сведенью, -ответил военный и я ретировалась в казарму. Через два часа вертушка приперла личного инструктора Никиты. Это был кадр, который полностью разрушал весь институт власти круглоголовых. Во-первых, не признавал халатов, громко говорил, постоянно с кем-то ругался, всех оскорблял, то кацапами, то москалями клятыми. Особо доставалось военным. Голова у него была побрита на лысо, а на самой верхушке длиннющий клок волос, который он называл –оселедец. Ко мне же он почему-то обращался вежливо и зачастую, из уважения, переходил частично на русский язык. -Дивчина, а где ты спрятала маленький кусочек дерьма, что себя называет Никитою? Сам задавал вопрос, сам на него отвечал, сам же находил подопечного и за ухо тащил в контору. Никита давал отпор еще в казарме, в конторе шел непрерывный скандал, иногда от боли кричал Никита, но не поверите, больше орал инструктор. Этот мордобой продолжался часа два, потом инструктора под руки, фактически, тащили к вертушке двое старших, а Никита, прошмыгнув через дверь, вовсю наяривал к казарме. На лицах инспектора и подопечного светились довольные улыбки. Ну и шельмец, ну и сукин сын-восхищался учеником побитый инструктор. Казак отходил целую неделю. Никита целую неделю занимался самоподготовкой, потом опять все повторялось. Уши у Никиты постоянно были красного цвета. Интеграл немного жалел новичка. Но Никита к инструктору отнесся с уважением, с каким– то глубоким почитанием. Он кто? -спросил Интеграл. -Волхв. Последний Волхв. -ответил новичок. – А, за что это он так тебя? -показывая на уши, спросил Интеграл. Так надо, услышал в ответ. А что ты знаешь о берсерках? На вопрос о берсерках Интеграл не знал ничего. На следующий день группа старших курсантов освобождала каптерку –пристройку к казарме. Вертушка притащила вытяжку-электродвигатель с хреновиной, похожей на улитку. Вскоре, так тщательно охраняемый рюкзак уполз в новую лабораторию. Никита не игнорировал марш броски, бегать он любил, но в силу своей комплекции, постоянно отставал, был десятым всегда и везде. Все остальное свободное время он проводил в лаборатории, не допуская в нее никого. Цыган говорил, что старшие курсанты приносят к лаборатории трупы различных животных и даже на вертушке привозят покойников из морга. А Никита в лаборатории делает военную чупокабру. Вокруг новичка возник некий ореол таинственности, все на него смотрели с опаской, и с не прикрываемым любопытством. Мы между собой –шу, шу…, старались определить и окончательно приписать десятого в обойме, но он с таким ворохом достопримечательностей, как бракованный патрон, никак не хотел в лазить в обойму. Одним не нравилось, что его называют по имени (Некоторым даже обидно было, мне тоже), другим его запах и таинственность (Когда жизнь меня немного помотала, я поняла, чем пахло (Вернее воняло) от десятого-он, его одежда, все чего он касался, надолго пропитывалось запахом формалина.
