не в силах даже самый сильный захватчик. Для себя он знает – чужое никогда не станет твоим. Ты можешь забрать его силой, но пройдут годы – и тот, кто стоит у нас за спинами и летает над нами, заберет его и отдаст тому, кому это принадлежит. Ведь не в руках человека порушить Божий промысел и внести сутолоку в Его планы. И потому гегемон, понимая внутренне, что конца не избежать – примеры всех древних империй говорят нам о том, – убеждает народ в обратном. Он питает его идеями войны и возможности проживать на никогда не принадлежавших ему территориях. И, каким бы благородным ни был этот народ, пусть не сразу, но он соглашается – слишком уж заманчиво взять чужое, не заплатив.
Приехав в Белград уже взрослой, я поняла – мы жили в атмосфере обмана. Мы лгали самим себе, братаясь с турками и сидя с ними за одним столом. Это было явление временное и противное Господу. Человек Божьего промысла не ведает – и потому не знает, когда Ему станет угодно прекратить эту трагикомедию. Но то, что момент настанет – дело решеное.
Сейчас он настал. Войны, наглость турок, жадность паши, нетерпимость сербов, их воинственный от природы дух – все это стало поленьями в костре, который незримо полыхал на улицах моего родного города.
Белград стал грязным, его словно бы пропитал дух беспорядка, являющегося неотъемлемой частью борьбы за свободу и независимость. Никогда не бродили здесь раньше бездомные животные, не было столько пьяных и злых людей, не воняло помоями и не было столько жидкой грязи, которая, казалось, не успевает высыхать после дождей и хлюпает под ногами, несмотря на палящее солнце. И само-то оно, солнце, стало другим. Раньше оно грело, а теперь палило, словно бы желая сжечь ненавистных басурманских захватчиков.
Отчего так было? Война всегда разруха. Если ты серб, то причиняемый тобой беспорядок от злости – чего это, мол, я буду церемониться с захваченной землей, коль она мне не принадлежит? А если турок – то от неуважения. И если серб может позволить себе так рассуждать, то турок никогда. Если уж стали тебя теснить и гнать время от времени, то знай – ты уже не захватчик, а гость. А грубого гостя никто не жалует.
Я смотрела тогда еще глазами гостя на все происходящее – и ничего не могла понять. Уж не ошиблись ли мы городом, когда приехали?..
– Я понимаю, о чем ты говоришь. Сербы так настроены от того, что дахи больше не подчиняются султану.
– Но разве не султан дает им работать и богато жить?
– Они стали требовать от него расширения территорий, а он взял и замирился с австрийцами.
– И что теперь будет? Они его свергнут?
Георгий улыбнулся.
– Он слишком далеко. Они злятся, ты права. Земли наши они давно считают своими, и потому, чтобы отделиться от султана, попытаются взять их силой. Только мы тоже к этому готовы.
– Ты станешь с ними воевать?
– Будет так, как решит народ. Я давно уже подчиняюсь