и редкий кустарник.
– О, Боже. За что?
На дереве, раскачиваясь, висела собака. Большая собака, очень большая. Или ему так показалось, поскольку Павел никогда не видел распростёртых и подвешенных за шею собак.
Сглотнул слюну, поперхнулся, остановился откашляться:
– Небось, Лёнька с дружками. Тоже мне, нашли развлечение!
Стараясь не смотреть на жертвоприношение, двинулся дальше, но не мог совладать с собой и изредка поглядывал на несчастное животное. В том, что оно мертво, сомнений не было…
Остаток короткого путешествия прошёл без неожиданностей, за исключением одного. Когда Павел всё той же тропинкой возвращался в село, висевшей собаки он уже не увидел. Окинув взглядом землю в радиусе десятка метров, он не обнаружил её и лежащей.
Глава 4
– Что это ты чудишь?
Ирина недоумевающе воззрилась на гантели, эспандер и скакалку.
– У Леночки температура высокая. Я за фельдшерицей послала, а ты только о себе думаешь. Благо, мимо Лёнька проходил. Как я её одну оставила бы?
Не скрывая раздражения на мужа и озабоченности состоянием дочери, Ирина крепко прижимала к себе закутанную в одеяло малышку.
Вскоре присеменила тётя Глаша, так в селении звали пожилую женщину, окончившую медицинское училище и совмещавшую должности всех нужных медицинских работников, вдобавок разбирающуюся в ветеринарии.
Диагноз был суров – тётя Глаша не смогла поставить диагноза. Она заглядывала то в ротик плачущей девочки, то осматривая её кожу, то мяла животик… и ничего не находила. Температура у Леночки поднималась. Девочка горела, бредила и постоянно просила пить.
Посоветовав молодым родителям отвезти ребёнка в город, тётя Глаша удалилась, расстроенно покачивая головой и обещая прислать водителя со старенькой колхозной Нивой – гордостью председателя местного, загибающегося от нехватки рабочих рук государственных дотаций, колхоза.
Время шло ближе к вечеру.
Дождь закончился, оставляя после себя чувство безысходности и нарастающей тревоги.
Вскоре приехала машина. Услышав настойчивый сигнал, Павел поспешно открыл форточку, громко крикнул, чтобы подождали. Ирина оделась сама, одела хнычущую дочку, закутала её в шерстяное одеяло, и, не доверяя мужу маленькое сокровище, спустилась с дочкой по ступенькам низенького крылечка и пошла к машине.
Вместо Фёдора Петровича, личного водителя председателя, за рулём сидел незнакомый мужчина. Картинно выпорхнув из машины и распахнув заднюю дверь, представился:
– Николай Иванович. Прошу-с любить и жаловать. Фёдор Петрович нынче слегка подшофе, а я – его племянник, значится, буду. Глашенька меня попросила. Вам ведь в город нужно-с?
Разглядывая святое семейство сквозь неуместные в сумерках затемнённые очки, странно подёргивая правой скулой, мужчина улыбался широко – под стать распахнутой машине. Не обращая ни