это знание уже стало проклятием, виной и бедой всей её жизни.
Три дня тому назад, потеряв терпение, она объявила голодовку. Дочь Круна знала, ей достанет воли выдержать до конца. «Я добьюсь освобождения или умру», – рассуждала она; внутренний голос подсказывал ей, что истинные вершители её судьбы не заинтересованы в смерти законной правительницы нарбоннских галлов. Два первых дня тюремщики старались не замечать её тихого бунта: яства приносили, как обычно, – она в ответ не замечала эти яства. На третий день нервы у тюремщиков сдали, и её впервые попытались накормить насильно. Она не далась, и мучителям пришлось ретироваться; так она отпраздновала свою первую победу.
Вот дверь палаты снова отворилась, но Кримхильда даже не посмотрела в ту сторону. Кто мог явиться к ней? Тюремщик старый или новый, он всё равно тюремщик, хоть и в белых одеждах врача. Кримхильда скрестила руки на груди и плотно сжала губы, всем видом демонстрируя истязателям, что им её не взять.
Раздались тихие шаги, чей-то приглушенный голос произнес: «Вы уверены, ваша светлость?» – затем напряженный слух Кримхильды уловил ответ: «Да, я уверена! Оставьте нас, лиценциат», – и в тот же миг она узнала второй голос… поистине, его нельзя было спутать ни с каким другим, и сердце точно взорвалось, готовое выпрыгнуть из груди. Кримхильда стремительно обернулась – и увидела в дверях палаты Софию Юстину.
Она увидела ту, к которой мысленно взывала все эти долгие месяцы заточения, каждый день, едва ли не каждый час… увидела и растерялась.
Ибо София показалась ей, несчастной узнице, стократ прекраснее, сильнее, выше, чем в день последней встречи – там, в Нарбонне, незадолго до покушения. Впрочем, она не забывала никогда, что эта удивительная женщина, в одночасье переломившая всю её судьбу, на самом деле всемогуща – и это означало, в свою очередь, что именно София виновата… виновата во всем!
Да, она увидела Софию Юстину, величественную и великолепную, в роскошном золото-карминном калазирисе с тремя генеральским звездами, нашитыми на рукавах, что указывало на высокий чин логофета, и широкой муаровой лентой, пересекавшей грудь, с закрепленным на ленте символом сенаторского достоинства, большой звездой о двенадцати лучах; поскольку княгине Софии покровительствовал аватар Пегас, сенаторская звезда была гранена из цельного рубина и оправлена в платину – итак, Кримхильда увидела свою недавнюю наставницу и покровительницу во всем блеске могущества, увидела, растерялась, а затем боль и обида овладели ею.
– Это вы! Вы!! – полным ненависти голосом воскликнула Кримхильда и этим сказала всё.
София, словно ожидавшая подобной реакции, мягко улыбнулась.
– Да, это я. Пришла навестить вас, дорогая. Как вы?
От такой наглости Кримхильда задохнулась.
– Вы… в-вы н-навестить м-меня пришли?.. – заикаясь, переспросила она. – А где вы раньше