сына Тита, которого он пророчил в преемники. Овидий унаследовал таланты от отца… – Клеменция вздохнула, – но, видно, этого отныне мало, и Овидий умер. Наследницей Тита стала София.
Тут Клеменция недобро усмехнулась, и Марсий с изумлением услышал:
– Не ждала я, что кто-то в состоянии подмять под себя Тита Юстина; мне особенно приятно, что это сделала его родная дочь, и так скоро! Ты знаешь, я воспитана в добрых патрисианских традициях; меня всегда тревожило и возмущало поведение Софии. Я слышала о ней такое… что лучше при тебе не вспоминать. Но всё и всегда сходило ей с рук! Я знаю, скольких важных людей обидела София, – однако эти люди не горят желанием стать ей врагами. Все они зачарованы её умом, энергией и красотой. Она использует других, и женщин, и мужчин… особенно, мужчин! – Клеменция перевела дух и заключила: – Я всегда была против твоей связи с ней, ибо опасалась, что она и тебя сломает, а затем, когда ты ей наскучишь, выбросит. Но ты, мой сын, оказался сильнее, чем я думала. Ты подчинил её своей любви! Ради тебя она оставила столицу, оставила власть, к которой шла всю жизнь, переступая через нам подобных, – всё ради тебя, моего сына! Я горжусь тобой, Марсий!
Марсий, растроганный и потрясенный такими неожиданными откровениями, безмолвно поцеловал руку матери. Вдруг лицо Клеменции стало сурово, и она произнесла:
– А потом ты стал делать ошибки. Удовлетворился победой и тотчас позабыл, с кем имеешь дело. Она – Юстина. Она не может просто быть твоей. Мне горько это говорить, сынок, но без тебя София проживет, без власти – никогда.
– Она сама отказалась от власти.
– Да, отказалась – ради любви к тебе. Марсий, пойми, ты ей был нужен сильным и разумным. Такой, как ты сейчас, ты ей не нужен! Если ты любишь, ты должен примириться с мыслью, что рано или поздно она вернется в Квиринал: она такая, какая она есть, другой уже не станет. Цени, что она выбрала тебя. Сам видишь, какой у неё был выбор! Если ты любишь, ты должен полюбить и то, что дорого Софии, ты должен понимать её и поддерживать… тем более, сейчас!
Тон, которым Клеменция произнесла последние слова, насторожил Марсия.
– Тем более, сейчас?
Мать устремила на сына ясный, испытующий взгляд и, видно, решившись идти до конца, проговорила:
– Сейчас, когда София носит твоего ребенка.
– Откуда ты знаешь?
– Я женщина и мать. Я вижу, – просто ответила она.
Марсий встал и в возбуждении прошелся по палате.
– Но если это так, то почему София ничего не говорит мне, отцу?
– Она горда; ещё она помнит, как ты воспринял прошлого ребенка…
– …Которого не было вовсе, – сумрачно промолвил Марсий.
– Да, и поэтому она молчит. Она не хочет связывать тебя ребенком. Она хочет, чтобы ты любил её саму, такую, какая она есть. И тогда ребенок будет вам не в испытание, а в радость.
– Мама, мама… – прошептал он. – Что же делать мне теперь? Я мечтал иметь ребенка от Софии!
– Ты должен перестать делить