любви. Как будто она хотела нечто от него, такое, что не решалась объяснять словами.
Он мог это представить. Он сам хотел того же, что она. Мысленно он не раз совершал этот подвиг – и мысленно же признавал, что подвигом таким убьёт её, себя и своё дело.
«Янус, – напоминал он себе. – Есть ещё Янус. Янус Ульпин!»
Янус мог быть где угодно и кем угодно. Варг не пытался вычислять, кто из соратников его может являться Янусом, – Янусом мог быть любой. Даже Ромуальд.
«Я не убью никого, – останавливал он себя, – нет в этом подвига, есть только слабость и отчаяние!»
Он вновь и вновь вспоминал слова Януса, сказанные ещё при жизни Круна, но по поводу Софии Юстины: «Там, где крепкая воля и могучий разум, мы бессильны».
«Он это искренне сказал, – думал Варг. – Они сильны тогда и там, когда и где мы слабы. Мы не избавимся от них, пока мы слабы. Ну что ж… Сыграем по их правилам»
Варг воздел меч и молвил:
– Мы провожаем государя. Великого отца нашей земли. И моего отца. Всю жизнь он дрался за свободу. Но под конец… Я не могу винить его. Он мой отец. Виню себя – и вас, друзья. Если бы мы сплотились вокруг Круна, он бы не сдался амореям!
Варг замолчал и оглядел соратников. Слова его застигли их врасплох. Но возражать никто не смел. Они смотрели на тело старого вождя, чья суровая мужская красота была возвращена искусством Мерлина, и переваривали слова Варга.
– Прощай, отец. Ты воспитал меня в любви к родной земле, и я продолжу твое дело. У меня есть воля, у меня есть вера, у меня есть верные друзья, у меня есть мудрый наставник, посланный богами, – здесь Варг повел головой в сторону Мерлина, – и у меня есть золото, зарытое моими предками, чтобы такой, как я, использовал его для достижения свободы! Мы победим и обретем её!
С этими словами Варг бросил свой факел в поленья. Издав прощальный галльский клич, то же самое сделали рыцари, стоявшие округ древесного постамента. И костер запылал.
– Да будет так, по слову герцога и волею отеческих богов! – зычным голосом, подобным реву ветра в дубовых кронах, провещал Мерлин.
И вдруг, только сказал он эти слова, взаправду появился ветер – не тот, который суетно носился над полем, а могучий, целеустремленный вихрь, способный погонять коней. Но, странное дело, вихрь этот не загасил погребальный костер, напротив, он раздул пламя, и в считанные мгновения оно объяло тело Круна, взметнулось точно до небес, – а дальше и вовсе случилось удивительное.
Высоко в небе лепестки костра сложились в огромную огненную фигуру, накрепко слитую с могучим скакуном под нею. Судя по формам, фигура была женской. Левой рукой женщина правила конем, а в правой удерживала грозный меч. Была вся она в древних латах, черные волосы выбивались из-под крылатого шлема и развевались на ветру; неистовая всадница сделала круг над костром и опустилась.
– Это валькирия Регинлейв! – воскликнул Мерлин, и словно гром