заметил кто-то из великих, в браке один любит, а другой позволяет себя любить – именно по такой схеме строилась формула отношений Петра и Елены, и совершенно понятно, какая роль была у каждого в этом дуэте. Власов неистово любил эту голубоглазую шатенку и готов был ради неё на всё. Елена раз в неделю варила борщ и запускала в стиральную машину просоленное от пота бельё гражданского мужа. Вот, пожалуй, и всё, чем могла и хотела оплатить любовь Петра Елена.
Стоп! Но были же ещё и жаркие ночи в отремонтированной сожителем спальне. Власов, как замечала сама Ландышева, был весьма пылким любовником. Но то ли он уж слишком рьяно старался, выкладываясь до отказа во время их ночных оргий, то ли её по-прежнему не устраивал его запах, но кроме обречённой усталости и недосыпа, она ничего после этих ночей не испытывала. Этой даме не нужен был шахтёр-стахановец, идущий на новый трудовой подвиг с покрасневшим от напряжения отбойным молотком. Количество отгруженного за ночь угля её нисколько не волновало. Елене требовалось более утончённое отношение, когда любовь и секс нежно переплетаются меж собой, и бабочки в животе готовы упорхнуть ввысь. Интимные старания Петра, насколько бы техничными они не были, не казались ей достаточными – она считала их бездушными, автоматичными. И с каждым толчком своего неутомимого напора, Власов всё больше превращал Ландышеву в дерево, обстукиваемое настойчивым дятлом. Сам любовник считал, что всё делает правильно и безупречно, не догадавшись ни разу спросить, а чего же хочет его партнёрша. Это была его фатальная ошибка: интим не сблизил этого мужчину и эту женщину. Что было бы успешно в других отношениях, здесь оказалось откровенно провально. Любви со стороны Елены не возникало, но терять домовитого, покладистого и щедрого мужчину она не собиралась. Но однажды подруга Лена Чернова не предложила ей горящую путёвку на юг. Как водится, только на отдыхе наши сердца так и норовят сбежать в самоволку, после которой больнее только им самим. Но об этом стоит рассказать чуть попозже.
Ландышева уже легла в кровать, когда раздался ещё один телефонный звонок.
– Алло! – полусонным голосом ответила Елена.
– Мамочка, привет! Спешу поздравить тебя с Новым годом!
– Я вижу, очень спешишь, Вить, – через 22 часа после курантов.
– Ну, мам, зачем ты обижаешься? – голос сына выражал вселенское миролюбие. – Мы же всю ночь с мальчишками отмечали, только под вечер и очнулись… То есть, проснулись.
– Вот так, сынуля дорогой, оговорочка по Фрейду: очнулись, а не проснулись.
– Мам, не придирайся к словам! Желаю тебе в новом году всего-всего, чего ты сама пожелаешь!
– Да я много чего пожелаю… Спасибо, Вить, тебе тоже всего наилучшего. Во-первых, удачно сдать экзамены за второй курс, во-вторых, …
– Ой, мамк, ну, причём здесь учёба и Новый год? В жизни столько всяких радостей…
Ландышевой странно было слышать это из уст сына: раньше он всё время грыз гранит науки, но, видимо, столичный дух привнёс