резко затихли, оставив за собой лишь отрывистое эхо. Судя по голосу, именно с ней разговаривал по телефону.
– Да, это я. Только у меня один вопрос: в газете значилось, что медбрату не обязательно иметь высшее образование, касается ли тоже самое правило и помощника доктора? – я наклонился над столом. Что же ты здесь забыла? Ведь на вид тебе лет двадцать, а сложение так вообще как у ребенка. Мне на секунду представилось, как ветер выбивает большие окна с резной решеткой и забегает в больницу, поднимая хрупкую дежурную сестру вместе со столом к самому потолку. Может быть, я мало чего знаю о душевнобольных, но если она не только сидит в приемной, то мне кажется, эта работа может оставить на ней не только моральные шрамы.
– Об этом вы можете спросить самого доктора Кроссмана. А сейчас, будьте добры, представьтесь. Мне надо занести вас в журнал посетителей, – она с нарочито серьезным видом взялась за письменные принадлежности, мимолетом запахнув и без того маленький отворот халата, который и декольте бы назвать язык не повернулся. Боже, откуда такое самомнение? Неужели она уверена, что если она молода и не имеет горба или шрама на половину лица, то любой встречный мужчина обязательно посмотрит на ее грудь? Я вспомнил Василису, когда мы были едва знакомы. Из всей компании одногруппников мне всегда нравилось говорить лишь с ней. Вот к ней в вырез я раз через раз да засматривался. А что еще оставалось делать? Любовь – страшная дрянь. И в брак загонит, и в дурку. – Вы меня слышите? – строго пролепетала неприступная, или пытающаяся быть таковой, девушка.
– Да, да. Крис Готс.
– Пройдите по лестнице на второй этаж, затем прямо по коридору, третья дверь справа. Только постучите, у него может быть прием.
– Спасибо.
Я поднялся на пролет по одной из лестниц, которые, оказывается, вели в одно и тоже место и направился по указанному адресу. По сторонам от меня из стен отделанных, видимо, натуральным деревом, выпирали красивые, украшенные лепниной в виде то ли виноградной лозы, то ли переплетающихся змей одинаковые двери. Я остановился у третьей, и поднял взгляд на золотистую табличку: «Профессор Невилл Кроссман», и несколько раз отрывисто ударил о косяк костяшками пальцев.
– Войдите, – послышался из-за двери низкий, бархатистый голос.
Кабинет профессора не отличался богатым интерьером, скорее наоборот, судя по обстановке он все весьма аскетичный образ жизни. Небольшой стол, два кресла по обе стороны от него и книжный шкаф – вот и все убранство рабочего места доктора. Абсолютно все было сделано из древесины: и мебель, и стены, и пол. Даже окно было вставлено в деревянную раму, каких я на своем веку еще не видал, лишь читал, что когда-то все окна были такими и пропускали при этом и ветер и холод.
– Присаживайтесь, молодой человек. Меня зовут Невилл Кроссман, я – ведущий специалист, а с недавнего времени главврач этой больницы. Могу ли я узнать ваше имя? – напротив меня сидел самый классический врач. Он будто бы сошел со страниц