пакость или хамил, бывший царь отвечал вежливо, тихо, но твердо»[48].
Необычное спокойствие и сдержанность Николая Александровича в стрессовых ситуациях оставались загадкой как для современников, так и для историков, дававших оценки его деятельности. Вот как выражает свою озадаченность странным поведением царя уже цитировавшийся нами Д. Н. Дубенский: «Я думаю, будут писать об этом многие психологи, и им трудно будет узнать; а вывести, что это равнодушный человек, будет неверно»[49]. Действительно существуют разные версии объяснения этих особенностей реагирования монарха, однако отечественные психологи, в отличие от историков, не удостоили своим вниманием персону последнего российского императора.
Испытывавшие симпатии к Николаю Александровичу современники (родственники, придворные) и поздние исследователи с ярко выраженным стремлением к обелению образа последнего царя старались найти позитивные объяснения его низкой эмоциональности. Природные особенности нервной системы подменялись пафосными легендами о якобы принятом в детстве решении «быть сдержанным» или развернутым мифом о сознательной выработке Николаем Александровичем необычайной воли и выдержки посредством самовоспитания. Кроме того, царю, без всяких на то оснований, приписывался богатый внутренний мир, который он якобы скрывал от окружающих, для чего и воспитал свое фантастическое «хладнокровие».
Однако нас более интересуют отзывы министров Николая Александровича. Оценки образованных, рационально мыслящих людей заслуживают большего доверия.
Странная холодность, отсутствие всяких выраженных эмоций, воспринимаемые многими как отрешенность, создавала существенные трудности в профессиональном общении Николая Александровича с министрами и другими представителями государственной власти. В целом подобное поведение было нетипично для российских монархов, ведь в силу своего положения они могли себе позволить не сдерживать эмоции, а «царский гнев» – вообще неотъемлемая часть их «богом данной профессии». Поэтому у возмущенного пассивностью царя П. А. Столыпина и вырвалось однажды: «Да рассердитесь же хоть раз, Ваше Величество!»
Субъективное восприятие министрами подобных проявлений императора было скорее негативным и трактовалось как крайняя степень равнодушия. Отсутствие ожидаемой человеческой реакции на доклады министров, составленные логично и рационально, воспринималось как психическая аномалия и вызывала у них закономерные сомнения во вменяемости Николая Александровича.
Исследование советских историков в 20-е годы прошлого века подтверждает нашу версию о высокой выраженности проявлений флегматического темперамента у Николая Александровича. Например, историк П. Е. Щеголев утверждал: «…Чувствительность Николая была понижена чрезвычайно, она была ниже уровня, обязательного для нормального человека»[50].
Однако при анализе всех отзывов нужно учитывать фактор отсутствия у людей, дающих оценки Николаю Александровичу, научных психологических