мягкое кресло, стоящее у стены недалеко от входной двери.
– Спит, – не отводя желтых глаз, ответил иноземец.
– Что с ним было?
– Акклиматизация, стресс и ломка.
На последнем кентанец как-то криво усмехнулся, а я не поняла, поэтому переспросила:
– В смысле ломка?
– Гебронец вступил в симбиоз с тадакамом. Долгое отсутствие контакта привело к перегрузке нервной системы и сбою в работе пары жизненно важных органов.
– Как? А почему… что случилось с тадакамом? – наконец определившись, задала свой следующий вопрос. Бедный Пиксли. В такое тяжелое время лишился своей отдушины. Вспомнив то, как иноземное растение заботливо укрывало спящего гебронца своими листьями, захотелось залепить невозмутимому кентанцу в лоб каким-нибудь достаточно увесистым предметом. Чем ему безобидное растение помешало?
– То есть такой вид зависимости тебя, тренер Свон, не возмущает, – помрачнев, выдавил белобрысый.
– Что ты несёшь? – не сдержавшись, прошипела я. Сразу вспомнился эта наша стычка в коридоре Стадиона по поводу розового сахара и моих детей, едва не лишившихся из-за этого жизней. – Как ты можешь сравнивать, ради этого никто не умирает!
– Так сказал Дарклай, – усмехнувшись, прервал меня кентанец.
Я задержала дыхание, стараясь не скрючиться на глазах у этой сволочи от боли, что живым огнём разлилась в груди в ответ на прозвучавшее имя.
– Конечно, ты же веришь всему, что он говорит. Но знай, на Гвео эти твари живут в симбиозе с капонаку, милыми аборигенами, населяющими эту зеленую планету. Такое поведение обусловлено особенностью развития гвеонцев, которые, к сожалению, не могут самостоятельно контролировать психологические процессы своего недоразвитого тела. Едва капонаку рождается, ему выбирают тадакама, и этот союз должен продлиться всю жизнь, ведь тело гвеонца не примет нового тадакама. Когда среди многочисленных рас стало известно об удивительных способностях растения, многие стали охотиться за ними. И вскоре этих паразитов стало настолько мало, что сейчас гвеонцы с трудом находят тадакама для очередного новорождённого. Раса капонаку на грани вымирания. Поэтому, Иль, – кентанец протянул мое имя, с каким-то особым извращенным удовольствием, – Наличие здесь свободного тадакама означает лишь одно, что на далёкой Гвео погиб ещё один капонака.
– А кто сказал, что он погиб из-за Пиксли или… Дарклая? Наверняка Дар конфисковал это растение у очередных контрабандистов…
– Хватит, – огрызнулся кентанец. Даже по столу рукой ударил, и я очень понадеялась, что не без последствий. Хочу, чтобы ему было очень долго и очень больно.
Я поёрзала в кресле, устраиваясь поудобнее. Мягко, но сидеть крайне неудобно. Такое ощущение, будто сейчас провалишься в это кресло и там же задохнешься. Может это просто нервы…
Кентанец же встал из-за стола и, обогнув его, уселся на столешницу, скрестив руки на груди, и теперь