сыч! – не выдержала Вета. – Ему дай волю – он закроет театры и наоткрывает тюрем, – повторила она слова Патрика.
– Вета, – нахмурился граф, – это совершенно не твое дело. Ты больна – ступай к себе. Лишнее волнение не пойдет тебе на пользу. И не переживай, скоро все разъяснится.
Грохнув дверью, Вета вбежала в свою комнату. Она швырнула на туалетный столик носовой платок, упала на кровать и залилась слезами.
* * *
– … таким образом, ваше высочество, у нас к вам только один вопрос. Зачем вы это сделали?
– О Господи, – с досадой сказал Патрик. – Сколько раз повторять вам – я не виновен!
– Ваше высочество, мы не спрашиваем вас о наличии вины. Вам был задан вопрос: зачем вы устроили покушение на особу короля?
– Я этого не делал.
– Вы понимаете вопрос, принц? Делали – не делали, речь не о том. Вопрос – зачем?
– Я этого не делал.
– Кому еще вы высказывали свои намерения?
– Какие именно?
– Намерения в покушении на жизнь короля.
– Не было у меня таких намерений.
– Кому?
– Никому.
– Иными словами, вы утверждаете, что спланировали все в одиночку?
– Я ничего не планировал.
– Хорошо, спрошу по-другому. Кто из вашего окружения был в курсе ваших планов?
– Никто не был, я…
– Значит, в одиночку.
– Да нет же! Вы ставите под сомнения честное слово принца?
– Кстати, насчет честности… Ваше высочество, взгляните на этот документ. Вы подтверждаете, что это ваш почерк?
– Да… кажется, мой. Что это?
– Ознакомьтесь…
Пауза, шелест страниц.
– Я не писал этого.
– Но почерк – ваш?
Пауза. Тихое:
– Очевидно, да…
– Таким образом, вы требовали у лорда Стейфа определенную сумму взамен на обещание хранить молчание. Следовательно, на Совете вы выступили с разоблачением лишь потому, что не сошлись с ним в цене?
– Это неправда…
– Вот, значит, какова цена вашей хваленой честности, принц?
– Это неправда.
– Вы признаете почерк?
– …
– Этот документ был предъявлен трем вашим сторонникам, и они узнали вашу руку.
– Кому именно?!
– Сейчас это не имеет значения. Итак, мы вправе сомневаться в вашей искренности, принц. Но вернемся к покушению…
Возвращаясь с допросов, он метался по комнате, пока, совсем не обессилев, не падал на кровать. Он то кружил по крошечному свободному пятачку, как зверь в клетке, то вцеплялся в прутья решетки, чтобы справиться с накатывавшими поочередно приступами отчаяния, равнодушия или надежды. Пытался молиться – слова не шли, с губ срывалось только отчаянное «Почему?!».
Его считают виновным, это совершенно очевидно. Им не нужно доказательств – все и так ясно. Они хотят узнать лишь – зачем он это сделал? Глупость