и не
одно и то же; см. выше про пальчик), словом, подруга мурлыкала и напевала из
Ришара де Лаланда, когда её вдруг обымало (неопределённая форма этого глагола
– обымать1), как сказано, gaicommeun de profundis, что значит, весёлое, как
панихида, настроение.
Любимец намекал королю, что искусство в королевской персоне должно (не
только прелестные и обворожительные крестьяночки, дочери садовников,
горничные и безумные мавританки), должно тоже занимать своё (nämlich,
достойное) место… но, с этим у персоны было туго, и, хотя метафора и
оксюморон ещё держали осаду, кружевные и всякие другие подвязки на его
стройных ногах (стройные ноги и высокие каблуки подрисовали ему льстивые
придворные живописцы, а на самом деле, он был малорослым и с короткими
ножками), так вот подвязки на его стройных ногах, по сути, уже являлись
предвестницами этого… э-то-го рококо.
«Бежишь, бежишь глазами, а уму – так ничего и не достаётся! – острила
хозяйка модного кукольного салончика (она же самая – подруга и знакомая
профессора; снова вспоминаем «пальчик»), в то время как известный ансамбль
«Рококо», стряхивая с себя рутинность будних дней2, наигрывал Шопена…
извиняюсь, так и лезут на ум общие места, мол, если наигрывать, так только
Шопена по клавишам, нет-нет-нет! тогда уж лучше, наигрывать что-то из Детуша
или Люлли, или Куперена, или Коллен де Бламена, или самого же Лаланда… нет!
не Шопена совсем, конечно. – Сплошные розочки и фантики, – не унималась
подруга, – сплошная, я бы сказала, асимметрия! Баян! Извините, профессор, но
всё это – баян, уважаемый. Помните, как говорила ваша тётя… – или, может, это
был дядя? – « Хоронили тёщу, порвáли два баяна!»»
Это был не дядя и не тётя – это был профессорский папа, папа профессора…
но! о нём ещё будет, а подруга, подруга, ах, как же она была неправа! Эти
цветочки, листики, бантики, вензелёчки, цепляясь друг за друга, во множествах
своих, складываются и завершаются причудливым рисунком, и тогда глазу
совершенного, проходящего мимо альтруиста, как ещё будет сказано, становится
всё понятно, и гордость объемлет его за человека и скрашивает, может, стыд за
него (за человека), как за целое человечество, как за биологический вид и как за
божье создание3. «Божье» здесь не потому, что бог создал такой феномен
1О
бъяли меня воды до души моей… К
эндзабуро Оэ .
2 Из рекламного проспекта ShakeCity (студия танцев в СПб)
3 Ещё будет.
5
природы… «божье» здесь, как расхожий символ, как знак чего-то, что должно
было бы быть венцом, а оказалось невенцом.
«Но, что делать?..» – профессор разводил руками – такая она у них была их
подруга. А друг профессора, доктор Александр Жабинский, прозванный в этом
Zirkel (кружке) другом парадоксов (хорошо хоть не «сыном ошибок трудных»
или, и того серьёзнее,