я же обедаю в основном не дома. И за квартиру плачу.
Расстроилась неимоверно, пожаловалась родителям. Отец сказал, что он, конечно, их прокормит, но почему он должен содержать какого-то урода:
– Не хватает, чтобы удовлетворить все свои прихоти, пусть идёт подработает хоть извозом, хоть охранником или грузчиком. Ему не объясняли дома, что обязанность мужа – содержать семью?
Она, запинаясь и чувствуя, что щёки её полыхают, как от чая с малиной, передала Владимиру папины слова – и получила ответ:
– Профессорской зарплаты не хватает ребёнку помочь?
В следующую зарплату ей выдали сумму в два раза большую, промолвив, что его матушка «передаёт ей деньгу». «Деньга» составляла одну десятую от Володиной зарплаты. Она ничего не сказала ему, подумала: «Он ещё на ребёнка даёт… Но как они будут жить дальше?»
В выходные Вика чаще всего оставалась одна. После завтрака Владимир неизменно сбегал: к друзьям, родителям, в гараж. Вика прибирала квартиру, стирала, готовила, с горечью сознавая, что заставить Владимира помочь не в её силах: его воспитали ТАК. Иногда в блаженстве растягивалась на кровати с книжкой, радуясь тому, что никто не мешает чтению. Она попросила его как-то отнести в прачечную бельё: накопился огромный тюк. Тот согласился, но вернулся злой, сказал, что она его эксплуатирует, – и тут же исчез из дому. Возвращался часто навеселе, разговорчивый, лез с душными объятиями, и она морщилась от уже привычного запаха перебродившего винограда, смешанного с запахом мужских ног, топтавших его в давильне.
Хуже было, если его друзья приходили к ним. Она не любила шумных гостей и больших компаний, где все громко кричат и никто ничего не слышит. А все его друзья были шумные. Приходили всегда с бутылкой водки и очень редко с закуской. Нечасто – по одному, обычно заваливались по двое-трое, пятеро. Приготовленный ею на неделю обед за пару часов их сидения исчезал, холодильник был выпотрошен, как после налёта саранчи, в раковине неизменно оставалась горка грязных тарелок.
Она уже видела, услышав телефонный звонок его приятелей, которые напрашивались к ним в гости, как небо на востоке чернеет, как грозная туча закрывает небосвод, как ласковое майское солнце меркнет, закутываясь в траурную вуаль. Первые насекомые градом посыпались на облитые розовым цветом фруктовые деревья её взлелеянного и ухоженного сада, застучали по рифлёной крыше дома. Над землей закружилась, завьюжила серая пурга. Близких не разглядеть. За шумом крыльев больше не слышно её робкого протестующего голоса. С треском ломаются ветви яблонь под тяжестью осевшей на них саранчи. Вся округа побурела, словно сопревший под грузом тающего снега лист. Но туче на востоке не видно ни конца ни края.
Глубоким вечером саранча улетала, оставив на месте цветущего и благоухающего края голую, выжженную огнём пустыню. Накатанное железнодорожное полотно её жизни сплошь было усыпано саранчой. Поезд сначала давил её, а потом колёса начинали буксовать – и паровоз, беспомощно пыхтя