противный нарастающий скрежет он сумел понять, что это не просто шум, а известная песня Чижа. Чиж довольно продолжительное время был кумиром Ника, он выучил весь его репертуар и тайно от всех завидовал умению старшего коллеги мастерски соединять русские народные интонации с блюзом.
Взгляд Ника упал на лист ватмана с выцветшими карандашными рисунками и полуотклеившимися фотографиями. «Стенгазета?» – догадался он. Металлические кнопки, которыми лист крепился к стене, почему-то шевелились, как блестящие гитарные колки. Шум становился все явственней. Нику даже показалось, что кнопки-колки танцуют точно в такт музыке. Изображения на ватмане тоже вели себя необычно – все время меняли цвет и очертания, превращаясь в грязные пятна, произвольно скользящие по шершавой поверхности.
В комнате стало душно. Рукоятка револьвера в правой руке стала мокрой от пота. Ник хорошо помнил бойкий американский курс практической стрельбы, построенный на культе уважительного отношения к оружию, поэтому бросить револьвер на пол он не смог. Тем временем с каждым куплетом мощность звука нарастала. Это было совершенно необъяснимо, так как в комнатушке не было никакой звукоусиливающей аппаратуры, кроме маломощных динамиков «Старта».
Ударник, соло, ритм и бас,
И, конечно, «Ионика».
Руководитель был учителем пения,
Он умел играть на баяне…
Дикий скрежет и помехи раздражали Ника, да и пение неизвестных артистов ему не нравилось. Нет, вокал вполне себе соответствовал, да и сыграно все было вроде бы неплохо. Но казалось, будто солист пел на иностранном языке, абсолютно без акцента, но совершенно не понимая смысла текста. Ник поморщился и подошел к телевизору, но кнопки громкости не обнаружил. На этом странном ящике не было вообще ни одной ручки или клавиши!
Еще была солистка Леночка,
Та, что училась на год младше.
У нее была склонность к завышению.
Она была влюблена в ударника.
Телевизор надрывался все громче и громче. Казалось, что жуткий грохот заполнил собой все пространство комнаты, полностью вытеснив оттуда воздух. Ник судорожно ухватился за пластмассовый ящик и обнаружил, что шнура питания тоже не было. Телевизор, опровергая все законы физики, работал автономно, без антенны и подключения к электричеству, неумолимо продолжая наращивать мощность. Звуковой пресс давил все сильней, тошнота ползла все выше и выше к самому горлу. Ник почувствовал, что из левого уха течет что-то теплое. Вытерев струйку, он понял, что это его кровь, и медленно сполз куда-то вниз, на замызганный линолеум.
Ударнику нравилась Оля,
Та, что играла на «Ионике»…
На этих словах Ник из последних сил взвел курок и трижды нажал на спуск, с огромным трудом удерживая револьвер двумя руками. С расстояния в пару метров не попасть в цель было совершенно невозможно – рев музыки моментально прекратился, и стало слышно, как на пол сыплются осколки. «А я бы спел