как Поль Синьяк, Шарль Герен, Анри Матисс, Марке, Вламинк. Художники парижской школы – Модильяни, Сутин, Кислинг, Малевич, Кирилл Зданевич; молодые тогда скульпторы Архипенко, Цадкин, Липшиц, Мещанинов и такие мастера, как Бурдель, Майоль, Шарль Ленуар. Там бывали поэты почти всех направлений, среди них группа новых властителей умов, модных поэтов во главе с Гийомом Аполлинером – Макс Жакоб, Блез Сандрар, Андре Сальмон, принц поэтов Поль Фор. Уже в Москве Анна Андреевна Ахматова рассказывала мне, что бывала в «Ротонде» в 1910 году, а потом в 1911 году. Частыми гостями «Ротонды» были и композиторы – Равель, Венсан д’Энди, Эрик Сати, Пуленк… Математик Виктор Розенблюм, философ Маритен. Захаживал Анатоль Франс. «Ротонда» была местом встреч художников всех континентов: индус Хари, японец Фужи– та, индеец, украшенный перьями, подобно героям Майн Рида; мек-
сиканец Ривера, испанец Пикассо, чилиец Ортис де Сарате, португалец Мальбюнсон…
Среди веселой, нищей и расточительной богемы были и разочарованные миллионеры, художники-дилетанты, художники и меценаты «от нечего делать». Таким был Лев Гукасов, обрусевший армянин, соривший направо и налево деньгами, которые он получал от собственных нефтяных разработок. Безукоризненно одетый, в смокинге, внешне неприятный, маленького роста, с лицом, изрытым какой-то болезнью, он внушал чувство омерзения. Однако художники и поэты, почуяв денежный мешок, облепляли его, как мухи мед3.
Вольность, царившая здесь, непринужденность атмосферы, дух содружества влекли сюда разных представителей русской политической эмиграции. Здесь можно было встретить и Антонова-Овсеенко, и Чернова, и Савинкова, и Троцкого. Бывал там Ленин (до моего приезда). Побывал в «Ротонде» даже брат Николая Второго – Михаил. Этой смесью того, что обычно не сходится, смесью противоположностей, «Ротонда» и была замечательна.
А с чего все начиналось? Об этом мне рассказывал скульптор Павел Вертепов, погибший на Марне в самом начале войны. Вначале у Либиона было только одно небольшое помещение. Входя с улицы, подходили к цинковой стойке, пили и закусывали. Но Либион предпринял ловкий ход. Он зазвал к себе натурщиц, позировавших в соседних вольных академиях, и попросил их приводить с собой в бар художников. За это обещал натурщицам бесплатно их кормить. Так здесь появились художники. Постепенно клиентура увеличивалась, бар превратился в место сборища богемы. Становилось тесно, и Либион пристроил веранду-беседку, обзавелся инвентарем, плетеными креслами, еще полдюжиной столиков, нанял гарсона и повесил яркую вывеску «А la Rotonde». Вскоре и здесь стало тесно, часть клиентов переместилась в «Дом», кафе, расположенное напротив. Тогда Либион дал отступного хозяину мясной лавки, которая примыкала к кафе со стороны бульвара Монпарнас, и переоборудовал ее в основной зал. Эта перестройка произошла за полтора-два года до моего приезда.
Валом повалили в кафе художники и поэты, за ними потянулись клиенты побогаче, привлеченные экстравагантным видом художественной