родительский дом так и остался одиноким. К вечеру – тоже.
Лера прилипла к любимому окну мамы: дорога из жёлтого песка убегает к синему лесу, обрывается на остановке автобуса и мчится дальше, пересекая скоростную трассу. Если ждёшь кого-то, оторвать взгляд от окна невозможно – просто летишь вдоль песчаной стези, как птица, и зовёшь любимых, а в голосе тоска и надежда. И так до тех пор, пока не постучат в дверь.
Радиоточка не даёт ей вволю пострадать. Бестолковая дикторша, прикинувшись экономистом, щёлкает по носу каждого докладчика по теме производственной среды: «А что это значит по отношению к прошлому году? А к 1990-му?» Лера с улыбкой добавляет: «А к 1812-му?» Не давая ответа, экономист в белой коробке исчезает, уступая место страдающему мальчику лет пятидесяти, который голосит под искусственный аккомпанемент синтезатора, страдая от любви, по любви и за любовь. Лера хлопнула по динамику – хватит! Лучшее средство от уныния – доблестный труд.
Можно залезть на чердак и там переставить хлам с места на место, можно опять вымыть полы в доме, но лучше застрять на грядке с тяпкой и безжалостно расправиться с сорняками. Черноту души земля обращает в чернозём на раз-два.
Окопавшись в маленьком огороде под окнами дома, Лера решила предоставить друзьям свободу: приедут когда приедут. Может, вечером. Не вечером – так утром. У детей зачёты, май… Сама виновата, что нет связи с полудня – опять оставила дома зарядку для телефона. Теперь вот ждёт и страдает.
Леру гложет хроническая боль, которая воспалилась сегодня с особенной яростью. Она тоскует о нём, имя которому «бесчувственный эгоист», без которого свет не мил. Из-за него на рейсовом автобусе она вчера остановку родную едва не проехала. Кто-то из пассажиров вытолкнул – спасибо ему, – кто-то знакомый, с криком на весь автобус: «Да вылазь ты! Сосновка! Уснула, что ли, стоячи?» И Лера вылезла и, не огладываясь, побежала, набирая песок в туфли, под расстрелом чужих взглядов из пыльных окон автобуса.
Досаду она выместила на мобильнике. Не выпуская из рук ни на минуту, хозяйка истязала его экран, но он оказался упёртым и на каждый клик отвечал: «Абонент недоступен» – и точка. И продолжал стоять на своём, пока не выстрелил прощальным конфетти по экрану. Всё. Осталась только телепатия.
Непредсказуемый, неуловимый, шальной, не абонент – предатель. Исчез. Ни слова. Вчера Лера атаковала его крутую секретаршу. После второго звонка та превратилась в автоответчик и тараторила: «В рабочей поездке, известий нет». Вахту у своего домофона Лера едва вынесла: не включала телевизор и воду под напором – вдруг шум поглотит звонок, вдруг отключат свет, вдруг, вдруг, вдруг… В дверь позвонил сын, но Лера услышала голос не своего ребёнка, не Алькин, а того, кто должен был приехать, кто обещал, уверял, шептал на самое ухо, пока не закружилась голова, пока не выпрыгнуло сердце, пока не сбилось дыхание…
«Вот участь стареющих любовниц. Терпи, – подбодрила