в разговор цитаты из речей профессора Дятловского и приподнимала свои причёсанные брови. Губы её чувственно блестели, а глаза горели тёплым спокойным огнём. С Лерой она расставалась только на ночь, и то с неохотой, даже выходные девчата проводили вместе, а Николай Николаевич иногда шутил, представляя Аллу кому-нибудь из гостей: «Вот, мы удочерили девочку». И удочерённая светилась, подтверждая – сущая правда.
До встречи с Лерой Алла не подозревала, что и в советском подъезде дежурит консьерж, да ещё в фуражке – синей, с козырьком, как во французских кинокартинах. Правда, в кино консьерж равнодушно читает газету, пока грабители спокойно выносят рояль из квартиры на последнем этаже, а наш, советский, впивается взглядом и допрашивает, как милиционер в детективе про Петровку.
«Да что вы, – отмахивается Лера, – это сестра моя, Алла Скорохватова! Запомнили?» Но Алла, уже поднимаясь по лестнице, забывает о въедливом старике. Повсюду ковры, красные и бордовые, а вдоль чистых стен, ребристых, как течение реки, стоят вазоны с диковинными цветами. На втором этаже на неё пристально смотрит глазок, ввёрнутый в чёрную кожу входной двери, за которой волшебная страна, а золотой ключик рядом, семенит по ступенькам.
Самое главное – отыскать ключик, тогда дверь откроется сама.
Она и открылась сама. Едва перешагнув порог, Лера с воплем «Мама, мы дома!» нырнула в шкаф, чтобы найти тапочки, самые красивые, для дорогой гостьи. Но гостье не до тапочек, она забыла, как дышать. Она стала Золушкой на балу. Прихожая казалась ей залом королевского дворца, и, не чуя ног, она, на одних только носочках, на самых кончиках, добежала до входа в ванную комнату, вдыхая райский воздух профессорской квартиры.
По правую руку от входной двери – коридорчик, убегающий в королевскую спальню, а по левую стоит зеркало в человеческий рост, одетое в старинную раму из дерева, потемневшего от воспоминаний. Прежние хозяева реликвии, бабушка и прабабушка Валерии, претерпели все трагедии двадцатого века, и зеркало с ними, и не разбилось, а в серебре его памяти остались образы революционеров и оккупантов.
Зеркало никогда не врёт. Первокурсница Лера не любила заглядывать в серебряную душу оракула. Неприятно же, когда изо дня в день показывают твой реальный вес, да не просто ещё показывают, а укоряют: нельзя в семнадцать лет весить семьдесят два кило, нельзя из бара под торшером таскать конфеты, нельзя, нельзя… Лера показывала язык и убегала – да ну тебя!
Но Алла не сбежала. Остановилась у зазеркалья и на мгновенье застыла. Она не узнала себя: бальное платье превратилось в вязаную кофточку и джинсы. Волосы на голове, кроме чёлки, теперь выглядели как щётка одёжная. Принцесса попробовала поправить руками причёску, но только обколола о щетину ладони. Чёрт-те что. По губам размазан какой-то красный маргарин, а на коленях морщатся складками джинсы.
Гостья одной рукой растирает губы,