не исключили? – перебила его Янка.
– Не-а, – помотала головой, отвечая обоим сразу. – Никита Иванович сказал, чтобы я за дверь заплатила. И даже предложил посодействовать в трудоустройстве на лето, чтобы я смогла это сделать. Когда я согласилась, он сразу же позвонил и договорился. Через неделю мне в «Некропром» на работу выходить. Там и производственную практику проходить буду, а потом по ней диплом писать.
Друзья изумленно уставились на меня.
– Может, мне себе тоже дверь вышибить? – пробормотал Ашот. – Блин, Крис, круто!
– Может, и так, – уныло отозвалась я. – Только Лариса Петровна сказала, чтобы духу моего в общаге не было, пока квитанцию из бухгалтерии не принесу об уплате двадцати тысяч рублей. Это штраф за дверь.
– Да уж, – загрустила Янка. – И где ты будешь жить все это время?
Но Ашот, наоборот, приободрился:
– Не дрейф, Мерлина, прорвемся! У меня у брата ритуальное агентство внизу. Оттуда есть дверь в подвал общаги. Я тебе ключ дам, будешь, как белый человек, приходить и уходить, когда захочешь. Надо только у Марь Иванны ключиком от вашей комнаты разжиться, чтобы дубликат сделать. И все будет лучше прежнего.
– Марь Иванна не даст, – приуныла я. – Ты хоть умри у нее на пороге – теперь не даст.
– Ну, допустим, тут ты неправа, – возразила Янка и хихикнула. – Наша старушенция трупов боится.
Нехорошо так хихикнула.
– Антропозомбофобия в классической форме, – заржал в ответ Ашот и потер руки.
План созревал на глазах. Был он на редкость идиотский. Но переубедить этих двоих я не смогла. Оба вдруг воспылали войти в историю общаги как самые очумелые придурки. Разумеется, с моим непосредственным участием. Я поняла, что все мои призывы к здравому смыслу бессильны и смирилась. К тому же, это был единственный реальный способ остаться летом жить в общаге.
– Хорошо, я участвую, но при одном условии, – со вздохом сдалась я, – Вальке Будейкину ничего не говорим. Пусть ему хоть немного будет стыдно за то, что меня сам споил, а потом злорадствовать принялся. А я его еще другом считала.
– Не вопрос! – хором заверили меня заговорщики.
Потом Ашот сорвался с места, чтобы переговорить с парой-тройкой вошедших в столовую парней.
– Встречаемся в семь в «Последнем Приюте», – махнул он нам рукой на прощанье, и мы с Янкой двинулись на пляж.
5
– Крис, прости, меня! Прости, пожалуйста.
Слезы капали мне прямо на лицо. Это было неприятно и щекотно. Хотелось их вытереть, но я лежала спокойная и неподвижная в окружении венков и траурных ленточек. Валька Будейкин рыдал навзрыд, а вокруг стояли студенты в скорбном молчании. Время от времени кто-то приближался, чтобы чмокнуть воздух в миллиметре от меня, а затем отходил. Я снова оставалась в компании Вальки и его несокрушимого горя.
Ох, как мне было неловко! Мне ужасно хотелось прервать весь этот фарс, вот только я не могла. Когда гроб вместе со мной парни занесли в холл