у вас, а сколько в Зоне.
Хитрый Трофимыч. Вроде и учит, рассказывает, заодно проверяет, знаю ли я цены. Если знаю, то логично предположить, что торгую.
– Не знаю. Без особой разницы, что у нас, что там. – Я специально выделил интонацией последнюю фразу. Пусть знает, для меня дом с другой стороны Границы.
– Ну, почти. У вас восемь баксов, у нас два, максимум.
– Сколько? – спросил, и чуть не свалился от удивления.
– Теперь считаем, успел спалить два магазина, значит шестьдесят на десять, равно… – он сделал паузу.
– До фига, – ответил я. Почти пятьсот баксов!
– Следующий момент. У вас, военных, все под роспись, у нас же неучтенка. Сегодня твой магазин, завтра продал Семену и стал его. Без бумажек и проволочек. Вот к сумме приплюсуй переход через блокпост, когда надо приплачивать за каждую железяку, – объяснил Трофимыч и вставил магазин в автомат.
Становится ясно, почему сталкера нас так не любят. Обдирают их как липку, забирают на входе кучу денег, на выходе – артефакты переполовинят. Да и не знаешь, что выкинет в следующий раз стоящий на блокпосту сержант Баранов.
Месяц назад, когда снег лежал высокими сугробами, застрелили мужичка при пересечении Границы в неположенном месте. Заметили его, дали предупредительный выстрел, он же, плохой человек, начал стрелять по патрулю из пистолета.
Правда, по пьяни, солдат, который дежурил, болтал, что сначала автоматные выстрелы слышал и только через минут десять из пистолета. Рассказчика потом лечили в лазарете, по почкам ему сильно надавали за такие разговоры. Так он кровью мочился неделю, но про тот случай ни разу больше не вспомнил.
– Ты не переживай, – Трофимыч осторожно надел рюкзак, – я, когда службу нес, тоже всех гражданских считал за уродов. Потом, когда по болотам и полям Зоны полазил, наоборот, стал считать военных.
– А теперь? – задал я вопрос.
– Теперь меня пора списывать. Чуял, как собака колбасу, что рядом опасность. Повелся на обманку Зоны, решил «разрядка» и есть беда, – сказал он, и добавил: – Если ты про людей, то нет плохих военных или сталкеров. Есть люди, которые забыли разницу между плохим и хорошим. Вот когда в какой-то группе плохих становится большинство, тогда да, тогда всю группу надо под откос пускать.
– Это как?
– Да просто. Если один ходит с камнем на душе, Бог ему судья. Когда же трое из трех убийцы, то они уже просто бандиты. Чего их жалеть-то?
Я промолчал.
– Люди. Ты их жалеешь, они тебя нет. Глянь-ка, что тварь удумала, – сказал сталкер, махнув в сторону живой «туши» стволом автомата.
Автомата, в котором осталось восемь патронов.
11
Туша медленно переставляла ноги. Мерзкое на вид тело. Подоспело сравнение, точно вытащили раздутый труп свиньи, который пролежал в болоте несколько дней, покрасили в коричневый цвет. Ветрянка находилась метрах в десяти от здания колхоза. Там схрон, в котором тепло и уютно. Где металлическая дверь дает надежду на защиту от этих зоновских уродин. Здание имело форму прямоугольника. Крыша, вернее ее остатки,