концов доходят до той последней грани остервенения, когда всем становится всё равно, какие кровавые битвы разразятся и завтра и послезавтра и во все времена, лишь бы больше никогда не видеть друг друга, так что вместо прочного мира решают поскорей подписать перемирие, от Благовещенья 1537 года до Благовещенья же 1542 года, и разойтись по домам.
Нетрудно предвидеть, что это беспомощное, недальновидное, бесчестное, склонное к склокам правительство, состоящее из Елены Васильевны, Ивана Федоровича и боярской Думы, может принести большие бедствия для Московского великого княжества, останься оно у власти ещё несколько лет. К счастью, именно долговременным этому ничтожному правительству непредвиденные им обстоятельства не дозволили долее быть.
Видимо, здоровье правительницы Елены Васильевны, женщины ещё молодой, отчего-то начинает пошаливать. При полном отсутствии медицинской науки в пределах Московского великого княжества для излечения от любых напастей остается только молитва, и Елена Васильевна, испытанным способом, проверенным рождением Иоанна, всё чаще отправляется на богомолье. Конюший Иван Федорович начинает тревожиться, следом за ним начинает тревожиться и боярская Дума. Приключись с Еленой Васильевной самое худшее, Иоанн, всё ещё малолетний, останется не только без отца, но и без матери. Попечением новых властей его дядя Юрий Иванович мертв. Попечением тех же сердобольных властей его двоюродный дедушка Михаил Львович мертв, а от совета опекунов не осталось даже воспоминания, так тихо ведут себя и братья Шуйские, и Захарьин, и Воронцов, и Тучков. Кто же на этот раз станет опекуном, то есть кому на этот раз достанется власть?
Конюший Иван Федорович надеется занять место опекуна, на том легкомысленном основании, что он состоит в должности возлюбленного Елены Васильевны. Боярской Думе столь пакостное, столь греховное основание достаточным не представляется, больше того, боярская Дума уже готовится исподволь свести счеты с ненавистным, малозначительным, неродовитым Овчиной, темными путями достигшим высокого чина конюшего, и присвоить всю полноту власти только себе.
К величайшему неудовольствию беспокойно алчущих власти думных бояр имеет ещё один претендент. Всё это неудержимо клонящееся к анархии время, когда малодушные воеводы то и дело отказываются государеву службу исправно нести и без боя пропускают в одном месте литовские полки, в другом татарские орды, удельный князь Андрей Иванович с подобающим смирением отсиживается в старице и не кажет носа в Москву, однако именно ему, по благословению прародителей, надлежит возложить на себя честь и бремя опекунства над осиротевшим племянником. Хуже того, именно Андрей Иванович, по тому же благословению прародителей, имеет право провозгласить себя, отодвинув племянника, великим князем московским как единственный оставшийся в живых сын законного государя Ивана Васильевича.
Понятно, стрясись такая беда, конюшего Ивана Федоровича ждет самая жалкая