Но там никого нет. Только панорамный вид и стихающий дождь. Ее сердце бешено колотится, во рту пересохло. Тильда нервно оглядывается, но Чертополошка продолжает мирно спать. Бинокль лежит у ее ног. Она заставляет себя поднять его. Трясущимися руками Тильда снова подносит его к глазам, затаив дыхание.
Ничего. Только озеро. Поля. Деревья. Больше… ничего.
И снова она силится понять, что глаза – ее не заслуживающие доверия глаза – пытаются сообщать сознанию.
Неужели мозг становится таким же слабым, как и зрение?
Она наводит бинокль на искусственный остров, но он по-прежнему – спутанное переплетение неясных ветвей. Из облаков появляется стайка чаек и садится на воду. Местный фермер загоняет в коровник скот, и по пастбищу быстро бегают две черно-белые шотландские овчарки, собирая стадо. Археологи тем временем продолжают бурно восхищаться находкой. Все кажется абсолютно нормальным и обыденным. Все, кроме бешено стучащего сердца Тильды.
Ее нервы так натянуты, что, услышав звонок стоящего на верстаке телефона, она снова вздрагивает. Хватая трубку, Тильда немало удивлена тем, что аппарат до сих пор работает.
– Привет, крольчонок. – Голос отца, как всегда, несет с собой утешение. – Надеюсь, я не прерываю работу над шедевром?
Тильда закрывает глаза, представляя родное лицо, пытаясь вычеркнуть из памяти тот ужасающий лик и заменить его мягкими успокаивающими чертами отца. Она рада той нормальности, которую разговор с ним привнесет в ее жизнь.
– Нет, папа, ты ничего не прерываешь. Как у тебя дела? Как поживает мама?
– Все как всегда. Я только что решил один кроссворд и собираюсь начать другой, а твоя мать вышла, кажется, затем, чтобы поговорить с местными инженерами-технологами о запланированном их компанией гидроразрыве нефтеносного пласта.
– Бедные инженеры-технологи.
– Думаю, можно с уверенностью сказать: жители северного Сомерсета могут теперь спать спокойно.
– Хорошо, что маме есть чем заняться.
– Хочешь сказать: есть чем заняться, помимо нас с тобой? И то правда. Она даже оставила меня без помех смотреть матч по регби. – Он замолкает, потом спрашивает: – А как ты, Тильда? Как идут дела на вершине горы?
– Это всего лишь холм, папа, и я живу далеко не на самой вершине.
– Все равно, у тебя нет соседей, мимо мало кто ходит…
– Со мной все в порядке. Не беспокойся.
– Боюсь, где-то в пунктах моего родительского контракта записано: часто волнуйся по поводу благополучия своего потомства.
Тильда закусывает губу, понимая, что не может рассказать отцу о том, что видела. Вернее, о том, что, как ей кажется, видела. Или о том, что в коттедже нет электричества. Или о том, что всего несколько минут назад ее до смерти напугало что-то, чего на самом деле здесь вовсе не было.
– Со мной все хорошо, правда.
– Ты всегда так говоришь.
– Говорю,