появилась Клодетт. Она пропустила дедушку, выходившего из дома с заступом в руках – по-видимому, он шел работать. Клод гневно сверкнул на капитана глазами, будто запугивая, и скрылся за домом. Можно было подумать, что он собирался вырыть ему могилу.
Клодетт тоже была не в лучшем расположении духа. Ее лицо было совсем близко, наконец Рафаэль мог рассмотреть его с такого расстояния. Он наблюдал за ней и раньше: смотрел, как шевелились ее губы, когда она пела, как двигалось ее грациозное тонкое тело, когда она плясала, и как благодарно улыбались ее голубые глаза, обрамленные пышными ресницами, когда кто-то бросал ей монету, но тогда все это было слишком далеко.
– И как Вам только хватило совести заявиться сюда, капитан? – покачала головой Клодетт, выждав паузу.
– Я лишь хотел объясниться, – начал он, но девушка его перебила:
– Проклятым фиглярам я больше верить не намерена, мессир, – Она нарочно выражалась такими словами, пренебрежительно отводя взгляд. – Но выслушаю Вас.
– Я вовсе не обманывал Вас, сударыня, – возразил офицер. Казалось, будто с ней сейчас говорило само его сердце. – И собираюсь прояснить ситуацию.
– Ни один плут не сознается в том, что совершил. На то он и обманщик, – заметила девушка, прищурившись.
Она сильно потеряла его в мнении, что открыто демонстрировала, но наш капитан, к счастью, был настойчив:
– Вы сильно ошибаетесь. Я действительно не скоморох.
Клодетт приблизилась к его лицу настолько, насколько только позволял ее невысокий рост, чтобы заглянуть в бессовестные глаза подлеца:
– Неважно, как Вы это называете. Невинная женщина, бездыханное тело которой ночью отнесут в склеп Монфокона и бросят среди человеческих остовов, убита не Вами, кровь в этом подвале пролита не от Вашей руки, но Вы отвечаете за это перед Господом.
Не было в Париже ничего, что пугало бы Клодетт больше, чем виселица Монфокона, которая могла принять пятьдесят грешников за раз. Именно об этом страшном сооружении писал Виктор Гюго, на любого человека с хорошей фантазией наводя ужас его описанием, от которого я читателя пока любезно избавляю.
– Прошу Вас, сперва дайте мне объясниться! – Капитан не помнил, чтобы прежде ему случалось умолять женщину. – Клянусь душой, Вы пожалеете о своих словах, когда сказанного будет уже не вернуть, как и невинные жизни, отошедшие сегодня в мир иной.
Это повлияло на Клодетт, снова пробудив ее эмоции, и она отступила, положа руку на разбитое сердце.
Рафаэль зашел в дом и закрыл за собой дверь. Он не прошел дальше, чтобы сесть и поговорить в спокойной обстановке, потому что ему не терпелось рассказать о том, что случилось на самом деле.
– Я бережно хранил Ваш секрет и храню его до сих пор, – низким голосом произнес Рафаэль, подойдя к Клодетт почти вплотную. Девушке пришлось вжаться в стену, чтобы сохранять между их телами хоть какое-то расстояние. –