пенсне Плетнякова и стена, ощетинившаяся винтовками за его спиной, подействовали на особиста. Он подал знак водителю сворачиваться. Тот хэкнул недовольно, метнул окурок в мокрую темноту, но спорить не стал.
– Поел – убери за собой, – загоготал кто-то им вслед, – скатертью дорога, – подхватили в толпе. Водитель, не останавливаясь, словно тигр, загоняемый в клетку ненавистным дрессировщиком, повернул голову, чтобы запомнить обидчиков.
НКВДшники, зло фырча мотором, давно съехали со двора, партизаны, шумно и весело обсуждая произошедшее, вернулись в свои временные казармы, а Щедрин всё еще мок у Западных ворот, размазывая по щекам слёзы торжества.
***
За час до рассвета Плетняков предоставил в распоряжение Щедрина два автомобиля с заполненными до отказа баками и 4 человек для погрузки–разгрузки. В тот же день первые 43 ящика были отправлены в Ялту. Комиссар сам вызвался сопроводить груз до порта и сдать его на «Армению». Однако исполнить задуманное ему не удалось. Когда машины уже огибали Ливадию, их заметил пилот «Мессершмитта из сопровождения возвращавшихся бомбардировщиков. Вывалившись ненадолго из боевого порядка, он снизился до предельно низкой высоты, прошелся из пулемёта по лобовым стеклам машин и помчался догонять своих. В Плетнякова, ехавшего в кабине первого ЗИСА, попало сразу две пули – в сердце и шею. Залитый кровью комиссар умер мгновенно. Отряд неожиданно остался без своего вожака. Никаких инструкций относительно коллекции партизаны, конечно же, не имели. Большая часть их даже не знало, что было в доставленных ящиках. Они, конечно, сунулись было на транспорт, но капитан Плаушевский наорал на них, требуя какую–то бумажку. Подавленные смертью Плетнякова, они безо всяких пересчетов и мер предосторожности спешно сгрузили ящики прямо в слякотный двор склада, чтобы поскорее вернуться в отряд с трагической вестью о гибели комиссара.
Казалось, оставленное без присмотра графское наследие должно было бы неминуемо погибнуть. Но вышло так, что Плетняков дважды грудью закрыл исторические ценности от уничтожения. Первый – еще при жизни – от взрывников–особистов. Второй раз – уже посмертно. Оказалось, что ордер, выданный на вывоз музейных экспонатов в Туапсе и далее до Ташкента, был безнадежно испорчен пулей и залит кровью комиссара, а потому предъявлению не подлежал. Капитан «Армении» вполне обоснованно требовал новый. Привези он на Большую землю без предписания высших чинов вместо раненых солдат холсты и книги, его бы попросту отдали под трибунал. Так сотни гравюр, картин, ковров, столовых наборов – 43 ящика культурных реликвий – остались брошенными в порту. И это, как ни странно, спасло их. Днем позже переполненный людьми морской транспорт «Армения» при выходе из порта была разломлен надвое торпедой, пущенной с самолёта, и на глазах тысяч провожавших, практически мгновенно затонул. Катера сопровождения смогли спасти всего несколько человек.
А уже 8 ноября 1941 года в Ялту вошли немецкие армейские части.
***
Во внутреннем дворе севастопольских малоэтажек,