Великий маг. Юрий Никитин

не стала задерживаться, допила кофе, сама ополоснула чашки и моментально исчезла, словно просочилась сквозь стену. Я хотел проводить хотя бы до лифта, но она заявила, что у нас отношения работодателя с нанятым работником, а это не подразумевает, даже напротив – исключает всякие признаки ухаживания мужчины за ах-ах-ах слабой и беззащитной.

      После ее ухода я задвинул засов, обернулся и содрогнулся от вида сразу потускневшей квартиры. Должна бы, наоборот, осветиться: Кристина своей красотой, молодостью, блеском – затмевала, но поди ж ты… Мебель из оранжевой, под цвет Барбоса, стала почти серой, люстра светит тускло, как будто перегорела половина лампочек, по углам сгущаются темные тени, там зло, даже Зло, входы в другие миры. Или выходы.

      Как она сказала, зараза, при прощании: «Еще один день оказался напрасной тратой макияжа!..» Так вздохнула, что я чуть было не оставил ее на ночь. Чтоб, значится, расходы на макияж себя оправдали. Хотя не уверен, что она им вообще пользуется. Такую свежую кожу никаким макияжем не сымитируешь!

      – «Последняя цитадель», – сказал я громче обычного.

      Комп замигал, тут же открыл файл, протестировал, доложил, что хоть щас готов делать с ним, что угодно, хоть стереть. Итак, сказал я себе, вернемся к своим баранам. Или к одному барану, то есть себе. Ишь, слюни распустил, урод. А кто работать за тебя будет? Кто осчастливит человечество шадервом? Пока что умных мыслей – вагон и маленькая тележка, но реализации не видно.

      – Спи, Барбос, спи, – сказал я. – Говорят, литераторы больше работают по ночам… Придется проверить, получается ли у этих придурков что-то стоящее…

      Буквы никак не желали складываться в слова, а слова в осмысленные фразы: перед глазами все еще стоит Кристина, в черепе звучит ее голос, слышу даже запах ее духов… нет, это аромат ее свежей нежной кожи.