поблизости на стоянке, отвез Аленду, куда обещал. На душе было очень кайфово и одновременно очень паскудно. Ведь только что я втюрился в чужую мечту и при этом совершил двойное предательство – я предавал Аленду, возвращая ее ненавистному ей Гимарину, а вместе с ней предал еще одну славную девушку, мою мечту Юти.
В пути Аленда прижалась к мой руке – как раз к тому месту, где у меня вырос гриб. Она явно лукавила, что-то замышляя, когда начала говорить мне всякий бред:
– А ты ничего… Даже лучше, чем ничего. Надо будет найти минутку и переспать с тобой. Ты ведь таксист – значит лихач. Ты ведь и в постели лихач, чего молчишь? У тебя улыбка кретинская!
Я и вправду всю дорогу улыбался, как какой-то кретин.
Вдруг она вцепилась в меня взглядом – ага, вот оно, догадался я.
– Скажи, как ты это делаешь?
– В смысле? Трахаюсь, что ли?
– Не придуривайся! – глазки у нее были остренькими, как зубки, – не отвяжешься.
Я подумал, что, пожалуй, не прочь с ней переспать, поэтому сделал вид, что сдаюсь.
– Ты хочешь знать, как я предсказываю?
– Да.
Ухмыльнувшись, я свернул к обочине и заглушил мотор. Потом, придав своему лицу крайне важное, суровое выражение, скинул с себя куртку и закатал свитер на правой руке.
– Блин, что это за дрянь?! – увидев гриб, Аленда шарахнулась от меня и ударилась затылком о стекло на дверце.
– Гриб. Он и помогает мне вещать.
– А чего он весь в кровище? – морщась от омерзения и дикого страха, едва выдавила из себя Аленда, когда слова, до этого бывшие легкими и невесомыми, вдруг превратились в густую вязкую пасту. Прямо как та, что краснела в моем грибе.
– Это не кровь, а какие-то непонятные выделения, – я мокнул палец внутрь гриба и неожиданно поднес к носу девушки. – Хочешь попробовать?
– Да ты что, спятил?! – Аленда завизжала как резаная. – Сейчас же высади меня!
– Успокойся. Довезу и высажу, – я попытался угомонить ее, но она забилась еще сильнее. Тогда я решил свести все к шутке и, как ни в чем не бывало, облизнул с пальца красную слизь.
– Сладенькое… Знаешь, какой после него стояк наступает?
– Да пошел ты, урод!
Оставшееся до дома Гимарина время мы ехали молча. Я включил блюз и, поглядывая в зеркало на Аленду, пересевшую на заднее сиденье, знал, что все будет хорошо. Девушка постепенно оттаяла, перестала ежиться и называть меня всякими нехорошими словами; кажется, она даже забыла про мой гриб…
Наконец приехали. Я остановился в нескольких метрах от ворот, за которыми скрывался довольное помпезный, кичливый особняк, потому что дорогу нам преградило другое такси. Я проводил Аленду до ворот, за ними топтались двое охранников и какой-то мужик в смешной красной шапочке в белую горошину.
– Это что еще за мухомор? – хохотнув, спросил я.
– Наш молочник, – безразличным, почти потерянным тоном пояснила девушка. – У них