трясущееся существо, в котором запредельный ужас вытеснял все прочие мысли, чувства, волевые установки и заставлял откровенно отвечать на любые заданные вопросы. Иногда приходилось применять и физическое воздействие (проще говоря, пытки), но не в качестве основного аргумента, а как своеобразное дополнение к жесткому, психологическому прессингу. Срабатывало это, разумеется, не со всеми, а только если удавалось точно определить психотип «ломаемого» и найти в нем слабое звено.
В данном конкретном случае, коли Васильич правильно разглядел в Семиной безумную любовь к себе «драгоценной», мы могли не сомневаться в успехе. Зрелище, однако, предстояло не из приятных…
Мордовороты в фартуках тем временем крепко прикрутили Вику к упомянутому «стулу». По-прежнему молча притащили большую плоскую емкость с тлеющими углями, вязанку колотых дров и объемистую бутыль с маслом.
Первый, ростом повыше, принялся старательно раздувать угли, а второй, пониже, откупорил бутыль и плеснул немного масла на мокрое от пота тело.
– Что… Что вы собираетесь со мной делать?! – внезапно прекратив истерику, простонала Семина.
– Волосы будем удалять? – проигнорировав ее вопрос, обратился «высокий» палач к напарнику.
– Обязательно. А то быстро займутся, – поморщив узкий лоб, ответил тот и достал откуда-то из-под фартука допотопную механическую машинку для бритья новобранцев.
– Надо бы ножницами сперва, а то хреновина старая – с корнем повыдирает, – с сомнением в голосе заметил «высокий».
– Брось дурью маяться, – презрительно сморщился «второй», – настоящую боль она испытает, когда «жаркое» делать начнем. А это – ерунда, цветочки.
– Товарищ генерал!!! Петр Васильевич!!! Дима!!! – до предела развернув шею в нашу сторону, закричала Семина. – Прекратите!!! Умоляю!!! На дворе двадцать первый век!!! Не будьте варварами!!!
– А изнасиловать и зверски растерзать пятнадцатилетнюю девочку – не варварство? – холодно осведомился Нелюбин. – А отравить соблазненного тобой человека, подвести его под «вышку» – верх цивилизованности? Если бы ваш план сработал, Корсакова отправили бы вон туда, живого. – Борис Иванович указал на отсек с кремационной печью и резко скомандовал: – Брейте! Пора переходить к основной части нашей программы!
Под аккомпанемент болезненных воплей, палач с машинкой усердно принялся за работу. В сторону полетели клочья волос, и, спустя минуты, от роскошной Викиной шевелюры не осталось и следа. Вопли сменились скулежом побитой собачонки. На наголо обритой, кровоточащей голове дико таращился круглый от ужаса, неповрежденный глаз.
– Раздвигай станок, – распорядился «высокий». Его напарник нажал на «стуле» какой-то рычаг и тот со скрежетом разложился в подобие койки.
– Спрысни, дабы не подгорела.
Семину щедро полили маслом из бутыли.
– Ну-у, приступим, – пыхтя от натуги, оба палача задвинули под «койку» емкость с раскаленными