православие, чтобы лучше его понять. И примириться, может быть. Не знаю… О нём при дворе ходят ужасные слухи, что он homosexual, и вся эта грязь… – Она помолчала. – Я не знаю, правда ли это, а у Эллы спросить – язык не поворачивается. Я думаю, их разлад – следствие того, что у них нет детей. А это, возможно, – из-за его болезни. Элла сказала мне по секрету, ты никому, пожалуйста, не говори, что у него костный туберкулёз и что он даже носит корсет. И от этого выглядит всегда так прямо, и смотрит так надменно. Возможно, это – наследственная болезнь. – Она уставилась в одну точку прямо перед собой, как будто провалилась внутрь себя, но вдруг опять взглянула на меня и улыбнулась. – Но что мы всё о грустном. Мы ведь скоро приедем, правда? И я наконец Оленьку увижу. – Я её сегодня видел за завтраком, – сказал я для того, чтобы что-нибудь сказать. – И как она? – Она – прелестна, – ответил я совершенно искренне. – Ты таким бываешь милым, Ники, – и она опять прижалась ко мне.
После полей и перелесков, дорога опять завернула на деревенскую улицу, изб стало всё меньше, а казённых зданий всё больше. – Наверное, это пригороды Царского села, - догадался я. Внезапно улицы с домами закончились и из окон кареты открылся прекрасный старый парк, с высокими деревьями, увитыми еле пробивающейся молодой листвой. Пространство между деревьями, казалось, было чисто вымыто и выметено, и на земле уже успела появиться мягкая зелёная травка. Деревья расступились, из-за них показался невысокий всего в 2 этажа Александровский дворец. При отъезде, в суете и некотором умопомрачении я так и не успел рассмотреть его. Дворец казался уютным и в то же время величественным. Стены его были покрашены в яркий, но не кислотный жёлтый цвет, который приятно контрастировал с белым мрамором колонн. Первый, нижний этаж был значительно выше второго. – Какая же здесь высота потолков? – подумал я. – Метра четыре, не меньше. - Большая колоннада в центре напоминала картинки из школьного учебника истории. В ней был что-то римское или греческое, и по сути совершенно бесполезное. – Для красоты построили, – заметил я про себя. Карета остановилась на знакомой дорожке у парадного входа. Я подал императрице руку и тут только заметил, что она сильно побледнела, в ее глазах появилась новое выражение, как будто в зрачках отразились отблески затухающего пламени. – Ники, my darling – проговорила она глуховато, – у меня эти дни, ну, ты понимаешь… А у меня всегда это, – она не нашла подходящего слова, – сопровождается ужасными головными болями. Вот, опять , кажется, начинается. Я пойду на свою половину. – Да, да, конечно, – пробормотал я поспешно. А про себя подумал: – Так, это всё к лучшему, ложиться в одну постель с ней сейчас – это ужасно, как будто что-то украсть. Нет, не сегодня, слава Богу. – Она поцеловала меня опять, на этот раз в лоб, чуть встав на цыпочки, мы были с ней почти одного роста.
Императрица