спросил Григорий сразу у всех. – Если насчет хлеба, то зря. Нет у нас лишней пшеницы.
– А чего это сено вздумали перевозить так рано? – спросил Тихон Ракитин.
– Какое сено? – невольно вскочил с перил Григорий. Но, поняв, что выдает себя, поспешил сесть обратно.
– А вот это самое, – указал Артюхин рукой через плечо. – В прошлые годы ты всегда по первопутку возил, а то и зимой.
– В самом деле, мы проверим, Григорий, – проговорил Веселов. – Ну-ка, тащите с пяток вил.
Григорий не знал, что делать. Но когда в руках у мужиков появились вилы, сорвался с крыльца, подскочил к Веселову.
– Не дам! – закричал он в лицо Андрею. – Разворочаете замет, а кто складывать будет?
– Отойди, – спокойно проговорил Веселов. – Если ничего нет под сеном, сами сложим его в стог.
Постояв, посмотрев, как мужики быстро работают вилами, Григорий повернулся и не спеша ушел в дом. В горнице, прикладывая мокрую тряпку ко лбу, валялся отец, жалобно подвывая. Потом из окон второго этажа Григорий смотрел, как мужики, раскидав сено, копали землю, вытаскивали мешки с пшеницей, грузили их на подводы и увозили со двора.
Целую неделю, Григорий не говорил ни слова. Отец, оправившись немного от потрясения, тихим голосом просил его:
– Сметай хоть сено-то, Гришка. Того и гляди снег повалит ведь. Пропадет сено-то…
Григорий только отмахивался.
Тогда старик вспомнил об Анне Тумановой. За несколько фунтов прогорклой муки она кое-как сложила сено в кучу. И вовремя. На следующую же ночь, без ветра, без дождя, на сухую землю лег снег.
Через несколько дней Анна снова переступила порог бородинского дома. Отец куда-то ушел, Григорий был один.
– Чего тебе? – спросил он.
– Есть нечего, – тихо проговорила женщина, отворачиваясь от Григория. – Мука, которую отец дал, давно кончилась. Может, еще какая работа найдется у вас?
Григорий долго смотрел, как со старых, неумело подшитых валенок Анны Тумановой медленно стаивал снег.
– Нету работы, иди, – сказал он наконец.
Женщина продолжала стоять, снег таял у нее на ногах.
– Ну, чего стоишь? Уходи. Или еще что хочешь сказать?
– Нет, я чего же… я пойду, – покраснев, промолвила Анна. – Видела я, отец твой пошел куда-то…
– Уходи ты к чертовой матери отсюда! – глухо воскликнул Григорий. И, видя, что она все еще медлит, прибавил, чтоб избавиться от нее: – Вечером я сам принесу тебе муки.
Сказал – и забыл. А дня через три почему-то вспомнил. Неожиданно для самого себя он, когда наступили сумерки, в самом деле пошел к Анне, прихватив каравай хлеба. А ушел от нее уже утром.
С тех пор Григорий частенько стал бывать у Анны. Никогда ни о чем не спрашивающая, неизменно покорная, она даже чем-то нравилась ему. Может, тем, что единственная на всей земле молча признавала его силу, его власть над собой. А может быть, тем, что хоть ее мог купить он, Григорий Бородин.
Каждое утро Петр, встав с постели, подбегал к окну и торопливо окидывал взглядом озеро. Черные