глазами двор, Тормунд спешился и, не глядя, бросил поводья в руки старика Эгиля, точно тот был слугой, а не хозяином богатой усадьбы. Впрочем, для князя Горной Страны все ее жители, богатые и бедные, знатные и никому не известные, были слугами. Эгиль покорно склонился перед господином.
– Где Аста? – бросил Тормунд, внимательно и немного презрительно осматривая хозяйственный двор с конюшней и коровником, крепкий, ухоженный дом, привязанных к изгороди рабочих лошадей, снующих под ногами откормленных кур и гусей, вялившуюся на солнышке на веревке рыбу. Он по достоинству оценил хозяйство Эгиля. Видать тот оказался не только славным воином, каким он был во времена отца Тормунда, но и неплохо управлялся с большим хозяйством, оправившись после тяжелого ранения в ногу. – Где моя жена, старик?
Повторил свой вопрос князь, не дождавшись ответа. Эгиль молча кивнул в сторону дома, хотя сердце его тревожно сжималось от страха за дочь и внука. Из всех дверей и окон дома робко выглядывала челядь. Но, что толку молчать, если вокруг дюжина вооруженных до зубов головорезов князя, готовых по первому же сигналу хозяина выхватить из ножен мечи и изрубить на куски всех и вся.
Откинув с плеча черный, шитый серебром плащ, Тормунд направился к дому. В сенях из-под ног его прыснули в испуге слуги и собаки. Князь молча усмехнулся: его боялись не только люди, но и животные! В теплом сумраке внутренних помещений он видел прячущихся по углам людей, но Асты среди них не было. Это начинало раздражать.
– Аста!! – крикнул он вглубь комнат так, что на кухне зазвенела посуда. Ну, сколько можно прятаться?
Войдя в самую дальнюю от входа спальню, Тормунд наконец увидел бледную от страха жену. Женщина жалась к стене, закрывая собой ребенка.
– Ну-ка, покажи мне его! – приказал князь, резким движением оттолкнув женщину в сторону. Она чуть не упала. – Как ты вырос, сынок, за этот год!
Огромный, черный человек склонился над Берни, сверкая белыми зубами в улыбке, отчего-то напоминающей волчий оскал. Его руки в черных кожаных перчатках потянулись к мальчику и схватили его жестко, словно были железными. Берни стало очень страшно, так страшно, что захотелось плакать и спрятаться от этого чужого человека за маминой юбкой. Он потянулся ручонками к матери и жалобно всхлипнул. Черный человек оторвал его от пола и поднял в вытянутых руках, рассматривая, как забавную игрушку.
– Похож, похож, поганец! В нашу породу пошел! А ну, пойдем, покажу тебя нашим воякам. Вот вырастишь, будешь сам ими командовать.
И, словно, не замечая цепляющуюся за него испуганную женщину, пошел с хнычущем ребенком в руках к выходу. Солнце ударило в глаза Берни, как только вышли на крыльцо. И он зажмурился, чувствуя, как по щекам стекают горячие слезы. Увидев своего господина с сынишкой на руках дюжина головорезов радостно заорала, одобрительно кивая и воздевая к небу пудовые кулачищи с зажатыми в них страшными, вспыхивающими молниями