так, что шатался весь дом. Что этот гнилой стол под кружевной скатертью (а в том, что внутри дом еще гнилее, чем двор и крыша, Сотовкин не сомневался), что арболитовая коробка, что особняк из красного кирпича.
Хозяйка явно была дома: из трубы медленно поднимался дым, сворачиваясь в мелкие клубки, похожие на баранью шерсть, а из открытой форточки слышалась приглушенная тихая музыка. Странная женщина эта Камелина. Одиноких молодых женщин на Кувецком Поле проживало немало – этот микрорайон вообще был локацией главным образом молодежной, так как многие дома сдавались или продавались за бесценок – даже в соседних селах жилье стоило дороже, так как на Кувецком Поле жить никто не хотел. Но сколько Сотовкин их ни видел, у этих женщин всегда все было крепко-накрепко заперто даже в разгар лета, а стук в дверь оказывался обычно безрезультатным. Слишком много маньяков в мировой истории прикидывалось почтальонами. Интересно, сколько ей? Лет тридцать? Тридцать пять, может?…
А может, она просто алкашка или наркоманка, которой этот дом купили родственники за три гроша в базарный день, чтобы не иметь постоянно перед глазами такую роспись в собственной недееспособности? Или куча детей? Или вообще нет тут никакой Камелиной?
Женский голос из форточки что-то неразборчиво прокричал. Форточка находилась в окне на углу, и что оттуда доносилось, Сотовкин не мог разобрать – доходил только факт, что оттуда вышел звук. Ага, она дома. Ладно, три минуты ждем, не откроет и не впустит – извещение в дверь и убираемся отсюда восвояси. С веранды, надо сказать, тяжелых запахов, присущих жилью алкашей, нариков, еле передвигающих ноги старух и прочих категорий адресатов, не могущих качественно следить за порядком в доме, не доносилось. Только запах мартовской сырости, к которому примешивалось что-то сладко-пряное. Барышня жжет ароматические свечи или пироги печет?
Шаги. Нет, не шаги, стук каблуков! Что за дьявольщина творится? Сейчас будет, как выражаются в интернете, разрыв шаблона? Можно уже бежать? Или это не Камелина, а женщина-полицейский, решившая проведать пропившуюся хозяюшку, а дабы не чуять вони, вылившая на себя флягу духов? А, пофиг… почтальон же, не просто на чашку чая… или водки забежал.
Дверь распахнулась. Существо, стоявшее на пороге, среди всего этого развала выглядело белой розой, брошенной на кучу старых тряпок. Прямая челка, томный взгляд, доброе остроносое лицо, стройная фигурка, упакованная в цветастое платье. Что добило – золотисто-зеленый, как июньский жук, лак на аккуратных длинных овальных ноготках. Сладко-пряный запах – духов, дыма ароматической палочки, неважно.
Секундная заминка. Холодность и пофигизм Сотовкина в кои-то веки ему пригодились.
– Камелина Юлия Викторовна – вы?
– Я, – произнесло небесное существо. – Письмо мне?
– Да.
– Наконец-то… Заходите в дом.
– Вообще, лучше вы паспорт