были рисунки Андрея Букарева, второго ротного художника, первым, рисующим старикам всякие армейские картинки, был Каваев, а Букарева по его же и каваевской просьбе этим не трогали, тот был занят рисованием манги. Букарев рисовал «армейские комиксы» все в той же японской манере лишь приехавшим с ним в одной команде друзьям: ему, Сотовкину, Сычу, Ахмелюку, живущим сейчас в областном городе Максу Черникову и Кольке Кризу. Вся тумбочка Букарева была забита такими тетрадями, из стариков он сделал такую лишь одному – Денису Фатьянову из Мурманска, и то по большой дружбе. Рота кишела «интересными личностями», которые в гробу видели типичную армейскую культуру и ничего удивительного во всем этом не было. Более того, интересными личностями были не только солдаты, но и офицеры. Начальник отделения, старший лейтенант Марикеев, безответственный разгильдяй в роте с солдатами, позволяющий им любую вольницу, кроме дедовщины и рукоприкладства (за это Марикеев мог и сам по лбу прописать) и жесткий, профессиональный, знающий свое дело до мельчайшей подробности на боевом дежурстве. Начальник смены все в том же отделении и ближайший кореш Марикеева – лейтенант Шемалаков, который перед дембелем «своих пацанов» предлагал им написать что-нибудь на память в толстенной самодельной тетради в твердой обложке. И ничего не сказал Ахмелюку, оставившему там большую и красноречивую запись «Армия – говно!». Да что там, даже командир части, невысокий, коренастый, с огромным горбатым носом и густыми черными усами полковник Буряк, любящий вздрючить особенно отличившихся подчиненных прямо на послеобеденном разводе при солдатах, как того старлея из штаба, которому полагалось каждый день забирать письма из полкового почтового ящика, висевшего на столбе в курилке, на что старлей благополучно забивал долгих две недели. Что до писем… Письма валились из тумбочки у Ахмелюка, мятые, залитые слезами и перемазанные губной помадой конверты, разрисованные его не в меру сентиментальной девушкой надписями типа «Люблю, не могу» и прочим таким. Толстая и идеально прямоугольная пачка писем у Букарева – ему тоже писали обильно. Сотовкину писала только мать, и то не часто, сам он тоже редко прибегал к услугам почты. Сычу и Черникову не писали вообще – зачем, когда есть сотовая связь? Кризу, вероятно, писали, но этот парень скрытен до параноидальности, о нем почти никто ничего не знал, кроме того, что Криз как-то схватил табуретку и принялся озверело метелить особенно быдловатого «дедушку», доконавшего молодых своими поддевками на телесно-низменные темы. Их растащил Марикеев, он же и спрятал дело, Криза ночью долго материли в ротной канцелярии, дедушка до самого дембеля размахивал метлой на плацу, хотя он, справедливости ради, долго и упорно напрашивался на вздрючку от командования и был неоднократно предупрежден. Вообще, сколько всего было… Тянули во время «табачного кризиса» в войсках в январе 2012 года, когда министр Сердюков отменил табачное довольствие, одну сигаретку по кругу впятером, впрочем,
