ладно! Ещё скажи: «Пожарил!».
– Картошка в мешке, грибы в лесу, может быть.
– Ставлю одну марку: грибов нет! Вчера же видно было – лес слабый! А температура, какая?! Днём, ну, максимум – плюс двенадцать, а к утру – четыре, пять! Нее, гриб – не воин, ему не прикажешь.
Выйдя на свежий воздух, сделав несколько круговых движений руками, Василий распахнул настежь ближайшую от входа в бункер дверь пристроя, посмотрел на станцию, перевёл свет фонаря на мешок с картошкой.
Пока растопили печь на кухне, между делом приняв утренний туалет и почистив зубы, пока пожарили картошку с мясными консервами, вскипятили чайник, обошли ещё раз холм-бункер, утро медленно перекатило в день и, выглянувшее ненадолго холодное декабрьское солнце, осветившее бункер, незаметно скрылось за верхушками окружающего его с трёх сторон леса.
Действительно, лесом, в Васином понимании, это назвать можно было с большой натяжкой: просматривался он на добрую сотню метров, кое-где ещё выглядывала трава с признаками былой зелени, но собиралась она островками, скорее еле заметными островочками.
– Чуднооо, на дворе декабрь, а мы за грибами! Чудна Европа, да Вова?!
– У нас же в такую погоду бывают, может, наберём.
Грибов не было, и Васина немецкая марка благополучно осталась в хозяйском кармане. Вместо грибов обнаружили самодельный турник: перекладина меж двух сосен. Следы жизнедеятельности человека тут и там попадались в виде пустых жестяных пивных банок и вскрытых советских консервов, видимо растасканных местными белочками и хорьками. Набродившись и надышавшись воздухом объединённой Германии, охранники стратегического объекта возвратились на кухню.
Жара от печи и хорошая погода способствовали тому, чтобы после завтрака, по времени больше похожего на обед, взяться-таки за письмо. Василий взялся. Соболев примостился напротив печной топки, взяв на себя роль истопника.
– Ну, и где наша обещанная машина с углём? Я так смекаю, Вова, машины не будет сегодня, командиры наши посмотрели сводку погоды и, похоже опять буржуйку на ночь растопим. А угля то в кочегарке с «Гулькин нос», как бы хворост заготавливать не пришлось!?».
– Хворост, так хворост.
Письмо предназначалось девушке. Дома Василия ждала любимая, так сказать, фронтовая подруга на далёкой родине.
Вася учился с ней в одном техникуме, а познакомился на практике в совершенно другом городе. Звали её Света, но Василий непременно в каждом письме называл её Светланкой и, прописывая её имя, сердцебиение его каждый раз учащалось. Вот и сейчас грудная клетка заходила ходуном, выбивая чечётку.
Переведя дыхание, Василий решил в меру своих художественных способностей зарисовать эту чудесную летнюю кухню в своём послании любимой: «Чай, не военная тайна! Да и, похоже, получилось! Хорошую я вчера ручку купил!».
Машина с углём прибыла примерно в тоже время, как привезли вчера их самих. Сопровождающий груза, незнакомый