хаосом, чувствовали себя как рыбы в воде, прикрываясь модными политическими знаменами. Многие из тех, кто занимался устранением реальных и воображаемых фашистов, были не политическими фанатиками, а простыми подростками с заводов и из лавок, наслаждавшимися внезапным всесилием. Актриса Мария Касарес[188] (дочь бывшего премьер-министра), работавшая вместе с матерью в мадридской больнице, описывала, что произошло, когда они однажды утром нашли в своей машине кровь. Молодой водитель Пако «чуть заметно пожал плечами и сказал: “Мы возили кое-кого прокатиться (эвфемизм из тогдашнего гангстерского кинематографа) сегодня поутру. Простите, не успел вымыть машину”. Я увидела в зеркальце заднего вида его улыбочку – одновременно хвастливую и виноватую, выражение какой-то свирепой невинности, как у пойманного за руку ребенка»[189].
Несмотря на волну политических убийств в Мадриде в первые недели, там оставалось немало националистов, судя по количеству поднявших голову через два с половиной года, при приближении войск Франко. Те из высшего и среднего класса, кто знал о грозящей опасности, обычно пытались уйти в подполье, выдавали себя за рабочих, чтобы сбежать из Мадрида, или искали убежища в посольствах.
На начало февраля 1937 года в иностранных представительствах пряталось примерно 8500 человек[190]. Некоторые посольства, представлявшие правительства, сочувствовавшие националистам, действовали как шпионские центры, используя радио и дипломатическую почту для передачи информации другой стороне. Через несколько месяцев одна «чека» открыла лжепосольство и поубивала всех, кто пытался там скрываться. Беспорядочные убийства пошли на спад только тогда, когда были взяты под контроль все выпущенные из тюрем преступники и начались военные действия вблизи Мадрида.
Самая страшная гекатомба в Мадриде имела место в ночь с 22 на 23 августа, после воздушного налета и новости об убийстве 1200 республиканцев на арене для боя быков в Бадахосе. Разгневанная милиция и гражданские пошли маршем на тюрьму Модель, где, по слухам, заключенные-фалангисты учинили бунт и поджоги. Тридцать из двух тысяч заключенных, включая многих видных правых и нескольких бывших министров, выволокли на улицу и расстреляли[191]. Эти события вызвали ужас и шок у самого Асаньи, который чуть не ушел с президентского поста[192].
В Барселоне первыми кандидатами в жертвы возмездия (после некоторых руководителей полиции, вроде Мигеля Бадия[193]) были фабриканты, нанимавшие pistoleras для покушений на профсоюзных лидеров в 1920-е годы, и, конечно, сами убийцы. Казни этой волны осуществлялись главным образом «следственными группами» и «контрольными патрулями», созданными Центральным комитетом антифашистской милиции, а также беспринципными и порой психически неуравновешенными личностями, пользовавшимися хаосом.
Неизбежным был также всплеск сведения счетов со штрейкбрехерами, убийствами завершились даже