чем дело? А в том, что: «Отрекшись от нас, – пишет Грозный, – нарушив крестное целование, подражая бесам (опять религия), раскинули против нас различные сети…»
Эта часть ответа касается личной обиды Курбского. А затем царь Иван рассказывает о своей политике, о становлении Московского государства… Он в строчках своему оппозиционеру (по сути, первому диссиденту российскому) передает для Европы течение политического и экономического строя, его укрепления во имя укрепления Московского государства.
Грозный параллельно пытается и рассказать (показать) о своем правлении, и оправдать его для Европы и истории. Смелый шаг самодержца.
Нетерпеливый читатель может вопросить: «Что так долго о Грозном, если речь идет о Годунове?» А потому, уважаемый читатель, что Годунов вышел из этой эпохи, он был свидетелем и этой переписки, и опричнины, и царской милости, и немилости.
Родственник и регент
Эпоха, в которой он рос и мужал, созревал как политик, не могла пройти бесследно, не могла не повлиять и на характер, и на политику. Тем более что долгое время – 14 лет – он формально был вторым лицом, регентом при царе Федоре Ивановиче – сыне все-таки Ивана Грозного. И это тоже сыграло определенную роль в окончательном формировании как человеческой натуры, так и мировоззрения политика и государственного деятеля.
Царь Иван к концу своего правления порастратил некоторые завоевания: территориальные и политические, духовные и экономические.
Правда, серьезные реформы внутригосударственного устройства, а реформы предполагали не только централизацию управления, но и разрешение социальных проблем, наиважнейшей из которых было нахождение социального компромисса между дворянством и боярством.
Помогла ли в этом опричнина? В определенной мере – да, в окончательном закрепощении крестьян. Жесткое крепостное право получило последний, завершающий венец. А это была палка о двух концах: ударяя поначалу по крестьянам, она подвигала их самих взяться за колья и ударить палкой по дворянам. Серия крестьянских бунтов стала откликом на эпоху реформ, в том числе и опричнину.
Хотя единодушия в оценке как самого Ивана Грозного, так и его деяний нет ни у его современников, сохранивших рассказы и оценки, ни тем более у историков-исследователей, живших в последующие эпохи вплоть до нашего времени.
Безусловно, это говорит о неординарности его натуры и его политики, а также о непоследовательности его деяний и реформаторов, на которых он опирался и с которыми за укрепление своего отечества стоял.
Еще раз напомним, что жестокость Ивана IV и его соратников не была в конце Средневековья чем-то из ряда вон выходящим, исключительными мерами русского царя. Весьма похожими, если не аналогичными были порядки и в других странах Европы, которые также были феодальными государствами.
И конечно, предчувствие смерти поставило перед самодержцем дилемму: на кого оставить государство? Меньший сын был совсем мал, а старший не способен